– Да как ты посмел сюда явиться? Бесстыжая твоя рожа! Вон из моего дома!
– Синьор Джилиберто, выслушайте меня…
– А ху‑ху не хо‑хо, синьор Дженуарди? Убирайся или я вызову карабинеров!
– Ладно, ухожу. Вам напишет мой адвокат.
– Адвокат? Какой еще адвокат? Чья бы корова мычала… Если кто и должен был о законе вспомнить, так это я. Нет, вы только посмотрите на эту рожу! После женитьбы он переезжает сюда, на улицу Единства Италии, живет в соседней квартире, можно подумать, что он по уши влюблен в жену, если по ночам моя супруга уши вынуждена затыкать, чтобы не слышать, чем они занимаются в постели, а вместо этого…
– Может, не стоит старое ворошить, дорогой синьор Джилиберто?
– Не стоит, говоришь? Да передо мной до сих пор стоит лицо Аннетты, дочки моей, тринадцать годков ей тогда было! Дите малое! И ты!.. Ты!.. Она мне рассказала, что кажинный раз, как ты встречал ее на лестнице, ты ее за жопу хватал. Тюрьма по тебе плачет! Девочка по лестнице спускалась, веселая, беспечная, и вдруг ее цап за жопу! Доченьку мою!
– Так это все в шутку было. Не верите? Игра такая у нас с ней. Мы уговорились. Аннетта подстраивала встречи на лестнице, давала трогать себя, а взамен получала пол‑лиры…
– Сперва охальничал, а теперь, гляжу, дите невинное опорочить вздумал! Что ты хочешь этим сказать? Что моя дочь продавалась? Убью!
– Синьор Джилиберто, положите нож. Не положите – стрелять буду. Видите револьвер? Заряженный. Кладите нож, сядем, поговорим. Слава богу, так‑то лучше. Вернемся к тому, что каждое прикосновение обходилось мне в поллиры. Знаете, когда ваша дочь рассказала вам про встречи на лестнице? И почему вдруг она это сделала? Не знаете? Тогда слушайте дальше. Она подняла цену. Потребовала за каждый раз по лире. Я отказался. Спокойно! Помните про револьвер. А что сделали вы, когда узнали? Побежали в полицию? Подняли скандал? Ничего подобного. Вы пришли ко мне и потребовали возмещения – две тысячи лир. Деньги немаленькие, но я их выложил. Разве нет? Отвечайте.
– Да. Но ведь я деньги по доброте взял, пожалел тебя, чтоб жизнь тебе не портить, не хотел, чтоб ты до конца дней тюремным харчем давился.
– А еще две тысячи, которые вы через полгода потребовали, когда я на вашу дочку даже в подзорную трубу не смотрел?
– Мне тогда деньги очень были нужны. Позарез.
– И я их вам дал. Но вы допустили одну ошибку.
– Какую?
– Записочку мне написали. Она как раз у меня в кармане. Я вам ее прочту для освежения памяти. Слушайте: «Синьор Дженуарди, если вы не дадите мне две тысячи лир, я расскажу про вас и про мою дочку вашей жене». Стоит мне показать эту записку начальнику полиции Спинозо, он вас арестует. Знаете, как называется то, что вы сделали? Вымогательство. Шантаж.
– А ты в тюрьму сядешь за растление малолетних.
– Не торопитесь, друг мой, не торопитесь. Аннетта уже невеста, верно?
– Через полтора года замуж выйдет.
– Если эта история выплывет наружу, свадьбы не будет. Коли на то пошло, я всем расскажу, что не только за жопу ее трогал, но и раком ставил по всем правилам. Спокойно. Не дергайтесь. Помните про револьвер. После этого ваша Аннетта мужа себе не найдет даже среди людоедов. Вы меня поняли?
– Как не понять. Говори, чего тебе от меня надо?
– Хочу получить письменное согласие на установку нескольких столбов на вашей земле.
– А заплатишь?
– Кавалер Манкузо! Входите, входите.
– Вы хотели меня видеть, и я тут как тут. Для Филиппо Манкузо приказ командора Лонгитано закон.
– Изволите шутить, кавалер. Какие приказы! Только просьбы, покорнейшие просьбы. Сожалею, что пришлось вас побеспокоить. Кабы не я, сидели бы в Вигате, а то пришлось в Монтелузу тащиться. Я здесь уже дней двадцать, к брату приехал подлечиться, Нино у меня врач.
– Что‑нибудь серьезное?
– Слава богу, нет. Но в нашем возрасте приходится думать о здоровье. Вы‑то как себя чувствуете?
– Не жалуюсь.
– Поставьте свечку Богородице. Помните пословицу? «В шестьдесят инвалид: тут болит, там болит».
– Истинная правда.
– Чтобы не задерживать вас, сразу перейду к делу. Попросить вас приехать побудило меня письмо, которое я получил сегодня утром от депутата Палаццотто, моего дорогого друга. Вы знаете, какой это прекрасный человек, – второго такого не найти.
– Да продлит Господь его дни за все добро, которое он делает даже тем, кто этого недостоин!
– Вот его письмо. Я вам прочитаю. «Дорогой Лолло, к величайшему своему огорчению узнал, что ты неважно себя чувствуешь. Надеюсь, это ненадолго и твое здоровье скоро поправится. Нам с тобой еще предстоит столько сделать на благо нашего любимого края. Относительно устройства на работу в Сицилийский банк Манкузо Альберто, которого ты столь горячо рекомендуешь, с удовольствием сообщаю тебе, что все на мази. Через пару дней его должны пригласить для беседы в Генеральную дирекцию банка в Палермо. Говорить с господином Манкузо будет замдиректора центрального отделения Антенори Манджими, он из Болоньи, но наш человек. Так что можно не волноваться. Поправляйся скорее. Крепко тебя обнимаю. Твой Чиччо Палаццотто». Что с вами, кавалер? Вы хотите стать на колени?
– Да, хочу. Стать на колени и поцеловать вам руку! Не знаю, как вас благодарить. Скажите, что я могу для вас сделать, и я сделаю. Все что угодно. К вашим услугам!
– Поверьте, кавалер, для меня лучшая благодарность видеть, что вы довольны. Этого достаточно. Не смею вас больше задерживать. Надеюсь, при следующей нашей встрече смогу сказать, что вашего сына приняли на работу в банк. Я провожу вас до двери.
– Бога ради, командор, не утруждайте себя! Я найду дорогу.
– Минутку. Извините, забыл спросить у вас одну вещь. Вы знаете, что Филиппо Дженуарди подал ходатайство о проводке телефонной линии между ним и его тестем?
– Нет, я этого не знал.
– Если не ошибаюсь, часть столбов под провода должна быть установлена на вашей земле.
– Ну и пожалуйста, никаких проблем. Скилиро, тесть Дженуарди, мой друг, да и сам Пиппо Дженуарди родился и вырос на моих глазах. Повторяю: никаких проблем. Сколько нужно столбов, пусть столько и ставят.
– Одна проблема все‑таки есть.
– Да?
– Да.
– А именно?
– Этих столбов на вашей земле быть не должно.
– Нет?
– Нет.
– Никаких проблем, командор! Даже под страхом смерти ни одного столба поставить не дам. Ни одного! Пускай Филиппо Дженуарди, ежели ему так надо, в другом месте землю рогами роет.
– Здравствуйте, синьора. Синьор Джакалоне дома?
– А вы, извиняюсь, кто?
– Филиппо Дженуарди. Вы меня не помните, синьора Берта? Вы меня с тех пор знаете, как я под стол пешком ходил.
– А, это ты! Пиппо! Извиняй, сынок, стара я стала, вижу худо. Ты ведь женат, верно? А дети есть? Дал тебе Господь детей?
– Пока не дал. Синьор Джакалоне дома?
– Мой муж? Мариано?
– Да, синьора, ваш муж.