Пряный аромат магнолий напоил Хармони‑стрит благоуханием, но девушка чувствовала только запах перегара, которым разило от паршивого коротышки, притиснувшего ее к стенке фургона.
– Ты, больной, отвали!
– Куда ж мне без сиделочки вроде тебя!
Она не верила своим ушам. На что рассчитывает средь бела дня вонючий хорек в гавайке, да еще и росточком с Микки‑Мауса? На севере зловещей горой клубились лиловые грозовые тучи, но прямо над Гарден‑Дистрикт солнечный столб, пробив свинцовое небо, припекал белые виллы. Из‑за оград доносились обрывки музыки, голоса ребятишек, матерей семейств и нянек.
– Пойди проспись, не то я весь квартал переполошу.
Справа от нее шевельнулась чья‑то тень:
– Детка, ты всерьез думаешь, что в этом квартале богатеев кому‑то есть до тебя дело?
Она обернулась. Второй был заметно выше первого: не моложе сорока, в мятом костюме и черной рубашке со светлым жестким воротничком, как у проповедника, он смахивал на служителя дьявола. Она вспомнила, как ее приятель Ронни отметелил типа, пытавшегося стырить его куртку. Нацелившись хорьку прямо в лоб, она изо всех сил боднула его. И удрала, чувствуя, как из глаз снопом сыплются искры.
– Езекия! Она меня башкой ударила!
– Хорош ныть, лови ее. Я подгоню тачку, и мы ее заарканим.
Ноги несли ее сами. Сердце колотилось как бешеное, горло перехватило так, что она ощутила привкус собственной крови. И тут впереди возникла темная громадина. Девушка едва в нее не врезалась. Откуда ни возьмись, перед ней встал великан с рожей и грудью гризли. И каким‑то воющим орудием в руках.
Гром прокатился над озером Понтчартрейн.
Это конец, подумала она, я еще могу наподдать хорьку, но куда мне против гризли, к тому же с бензопилой. Гарден‑Дистрикт – вовсе не шикарный и безопасный жилой квартал. Это последний круг ада, которым заправляет троица демонов.
Человек‑гризли бросился на нее с ревом, заглушившим вой пилы. Она лишь застонала, когда он поравнялся с ней. Но он погнался за хорьком, поспешно отступавшим к обшарпанной открытой машине. Проповедник прямо с места запрыгнул внутрь и попытался завести мотор. Вдали сверкнула молния. Карлик нырнул в машину рыбкой, что‑то промычал, засучил ногами в зеленоватых штанах и застыл, словно пучок лука‑порея, приложившись головой о стенку. Пила впилась в шину. Проповедник рванул было из машины, но двуногая зверюга, которую так и распирало от жира и мускулов, оказалась слишком близко. Визг пилы оборвал нечеловеческий вопль проповедника.
– Черт, так не бывает, – выговорила девушка.
Теперь она видела только спину гризли, подрагивающую в такт пиле. До нее доносились завывания лезвия, кромсавшего плоть, слишком податливую для этого жестокого мира.
Окончив резню, гризли обернулся к ней, подмигнул и спросил, как она. И тут она обнаружила, что проповедник все еще жив, но его вырвало прямо на жилет. Великан воспользовался телефонной будкой, чтобы вызвать полицию и пояснить, что он прихватил двух отморозков, пытавшихся изнасиловать девушку, – одного недомерка и зверя покрупнее.
– Я Брэд Арсено, – представился он, вешая трубку. – А тебя как звать?
– Ингрид.
– Ингрид, а дальше как?
– Ингрид Дизель.
– Не похоже на французскую фамилию.
– Я родилась в Калифорнии.
– А живешь в Новом Орлеане?
– Мы с родителями только что переехали.
– Здесь не каждый день такое творится.
– И на том спасибо.
Первая капля дождя упала ей на плечо. Вторая шлепнулась на нос. Она стерла ее пальцем и посмотрела на небо, готовое прорваться ливнем.
– Ну, сейчас хлынет, пойдем спрячемся от дождя до приезда легавых, – решил Брэд Арсено, показывая на автобусную остановку. И обращаясь к проповеднику: – Ты, не вздумай рыпаться, а не то сделаю из тебя бифштекс по‑татарски. Усек?
– Ноу проблемо.
– Говори «да, сэр», дурья башка!
– Да, сэр.
– Так‑то лучше, дурья башка.
Ингрид с Брэдом укрылись на автобусной остановке. Пила возле скамейки крутилась все медленнее.
– Лет‑то тебе сколько?
– Скоро пятнадцать.
– У тебя ведь не будет психологической травмы, а? Было бы обидно.
– Я постараюсь.
– А чем ты вообще занимаешься? Небось учишься в школе?
– Ну да. А ты?
– Я садовник.
Тугие серебристые струи обрушились на крыши вилл, на навес, на исполосованную пилой машину. У проповедника волосы прилипли к лицу, костюм блестел, будто перья галки, штанины хорька стали бутылочно‑зелеными. А человек‑гризли улыбался, и пила урчала у его ног, словно кошка.
– Не вздумай работать без рукавиц. Виданное ли дело!
– Мне жарко, Брэд.
– Еще столбняк подцепишь.
– У меня прививка.
– Надень‑ка эти рукавицы.
Ингрид послушалась и снова принялась наваливать в тачку ветки дуба, которые Брэд искусно обрезал своей верной пилой. Закончив, она вытерла лоб и залюбовалась Магнолия‑холлом. В жизни она не видела такой старинной и красивой усадьбы. Брэд рассказывал ей, что усадьба построена в 1852 году по распоряжению достопочтенного Тревора Дешанеля, полковника, который, несмотря на свое грязное ремесло, обладал отменным вкусом и средствами. Белое здание из кипариса с дорическими колоннами, опоясанное балконами из кованой стали, красиво выделялось на фоне зеленого сада, который с любовью возделывал его штатный садовник.
Разумеется, здесь над всем царили полчища сочных магнолий, но божество природы словно посыпало парк волшебным порошком: в каждом его уголке на свет рвалась роскошная, хотя и несколько буйная растительность, которую приходилось укрощать, чтобы она не поглотила всю усадьбу. Пышные лиловые и беловато‑кремовые клематисы обвивали высокую черную решетку ограды. Могучие лавры высились среди зарослей форситий и азалий. На широкой подстриженной лужайке, спускавшейся к окаймленному лысыми кипарисами пруду, где распускались кувшинки, ирисы, гиацинты и водяные лилии, то тут, то там росли пальмы.
Шерман Фрэзер купил усадьбу у одного кардиолога в 70‑х годах, когда его фирма, «Фрэзер Реалити», приносила рекордные прибыли. Начав с маленького агентства по торговле недвижимостью, он создал одну из самых процветающих компаний в Новом Орлеане. Но в последнее время заметно сдал и все чаще уступал бразды правления своему единственному сыну. После смерти Элеонор Фрэзер, матери Бена, отец и сын жили в просторном доме вдвоем.
Брэд и Бен познакомились еще в ту пору, когда Шерман был простым служащим, а папаша Брэда – сержантом в полицейском участке того же рабочего квартала. Мальчики оставались друзьями с первых совместных рыбалок в протоке до последних вылазок в джаз‑бары во Французском квартале. Само собой, Бен был в десять раз богаче Брэда, но он считал делом чести рекомендовать клиентам маленькое предприятие своего массивного товарища.