Свен кивает.
— Гольдман не из тех, кто прощает предательство, вам так не кажется?
«Тенерифе», — думает Малин. Она представляет маму и папу стоящими на балконе. Папа словно сошел со страниц буклета, рекламирующего счастливую старость.
Солнце, тепло. Ни туч, ни мороза, ни темноты, ни дождя с градом. Только солнце. И беззаботная райская жизнь во всем блеске своей славы, так могли бы сказать чертовы евангелисты, снимавшие у нее квартиру.
Свен уходит.
— Мы должны снова побеседовать с Гольдманом, — говорит Малин. — Надавить на него как следует. Посмотрим, как он себя поведет.
— Так позвони ему, — советует Харри.
Малин набирает номер. Десять сигналов — ответа нет.
Она качает головой.
— Он мог подослать наемного убийцу, — говорит Мартинссон. — Надо проверить всех известных нам киллеров.
— Книга! — напоминает Малин. — Разве Сегерберг не говорила, что первая книга Гольдмана плохо продавалась? Хуже, чем ожидалось. И если это их совместная кампания, они должны были поделить доходы.
— То есть ты полагаешь, что Петерссон сдал Гольдмана, чтобы привлечь внимание к книге и улучшить продажи?
— Не исключено. Ведь Свен сказал, что сигнал поступил в Интерпол как раз накануне выхода второй книги.
— Но зачем ему это? Ведь у него и без того денег куры не клевали! — недоумевает Харри.
— Он из тех, кому всегда не хватает, — отвечает Малин. — А бизнес есть бизнес. Ты же понимаешь…
— Совсем как Фредрик Фогельшё, — говорит Свен. — Сначала он выигрывает, потом хочет больше — и в результате теряет все.
— Жадность. Скольких она сгубила! — восклицает Малин.
Так что же это за жадность, погубившая меня?
Никогда не связывайся с книгами, если хочешь зарабатывать деньги.
Мы напечатали и издали вторую книгу собственными силами. Думали, что она будет продаваться лучше, чем первая, зачем же было отдавать кому-то деньги?
Мы надеялись на нее, как надеются родители на своих детей. И были так же наивны.
Но чертовы книготорговцы, не хотели брать ее. Я напечатал пятнадцать тысяч экземпляров на свои собственные деньги, и теперь мне нужна была хорошая огласка в СМИ.
Я позвонил тому полицейскому и все рассказал. Но Йохен успел уйти. Разумеется, его предупредили, кто его сдал, но как раз этого-то я не боялся. Полицейский, которому я позвонил, надежный человек, поэтому я всегда смог бы отвертеться. Сказал бы, что Йохена выдал кто-то другой из его окружения, ведь не один я знал, чем он занимается.
Низко, понимаю.
Но о том, как был близок Йохен к провалу, написали газеты. И дело сдвинулось с мертвой точки. Только пятнадцать экземпляров пошло в утиль. Конечно, мы выручили совсем немного.
В бизнесе я руководствуюсь одним принципом: прибыль прежде всего. Дело должно приносить деньги любой ценой. Бизнес есть бизнес. И если я не могу заработать на Йохене Гольдмане, зачем он мне вообще нужен, собственно говоря? Нет ничего более мимолетного, чем дружба.
Хотя я прекрасно понимал, на что сделают его способным злоба и самодовольство и какая дверь распахнется тогда передо мной.
На этот раз Аксель Фогельшё впустил их. Пригласил пройти в гостиную, а сам отправился на кухню за кофе и булочками.
Панели на стенах сверкают как новые. «Интересно, видел ли когда-нибудь Аксель Фогельшё пластиковые панели, хоть на фотографиях?» — задается вопросом Малин, в то время как властного вида мужчина возвращается в гостиную с полным подносом в руках.
— Я знал, что вы придете, — говорит он, предлагая им кофе и булочки с корицей из магазина. — Сожалею, что в прошлый раз не смог сказать вам всей правды.
— Почему вы нам лгали? Ведь вы не хотели продавать Скугсо? — спрашивает Харри.
— Но ведь это понятно. Я не хотел компрометировать семью, Фредрика.
— Но ваша ложь, — замечает Малин, — скомпрометировала вас еще больше.
Доброжелательность мгновенно исчезает с лица старика. Малин видит, как он словно замыкается в себе, как вытягиваются его круглые розовые щеки.
— Как вы думаете, — продолжает Малин, — почему Фредрик пытался скрыться от нас? Мы ведь только хотели поговорить с ним.
— Он боялся попасть в тюрьму, — отвечает Фогельшё. — Он запаниковал, ни больше ни меньше.
— То есть вы полагаете, что в пятницу утром его не было в Скугсо? Мы знаем, что он…
Аксель вскакивает с кресла во весь свой могучий рост. Он кричит, в ярости бросает слова в их сторону, выплевывая в воздух капли кофе и крошки белого хлеба.
— Какое право, черт возьми, вы имеете приезжать сюда и копаться в наших делах? У вас же нет никаких доказательств!
Взгляд Харри делается стальным. Он смотрит Фогельшё прямо в глаза.
— Сядьте. Сядьте и успокойтесь.
Аксель подходит к окну и смотрит во двор, бессильно опустив руки.
— Я подтверждаю все, что сказал вам Фредрик. Я пытался выкупить Скугсо. Однако мы не убивали. Теперь вы можете идти. Если хотите знать больше, вызывайте меня на официальный допрос. Но я уверяю вас, это ничего не даст.
— Как вы восприняли отказ Петерссона? — продолжает допытываться Малин.
Но Аксель Фогельшё молчит.
— Вы разозлились на Фредрика? — Форс видит, как безмолвная ярость овладевает всем телом графа. «Нет, это не ты должен злиться, — думает она. — Это Йерри Петерссон должен был злиться на тебя». Потому что она помнит, как было в гимназии. Даже в Кафедральной школе, где она училась, были такие, как Йерри. Дети рабочих, тщеславные, одаренные и умные, общавшиеся с отпрысками богатых и знатных семей, хотя те и не считали их за своих. Малин помнит, как ей было жаль таких мальчиков. Сама она держалась в стороне от школьной «элиты», у нее был Янне. И все-таки иногда где-то в глубине души мечтала принадлежать к этому замкнутому кругу действительно блестящей и знающей себе цену молодежи.
— Что вы делали в ту ночь после десяти? — В голосе Форс слышится агрессия. — А? Вы поехали в Скугсо, чтобы лишить жизни Петерссона? А может, вы просто хотели уговорить его, после того как Фредрику это не удалось, но все пошло не так… И вы случайно убили его?
Слова бьют как вода из пожарного гидранта.
Она словно хочет отхлестать старика своими вопросами, выбить из него правду. «Черт возьми, я не отступлю даже перед таким, как ты».
— Или вы наняли кого-нибудь?
— Идите, — повторяет спокойно Аксель. — Уходите туда, откуда пришли. Я устал от этого чертова Петерссона.
«Зато я еще не устала от тебя», — думает Малин.
На лестнице они встречают репортера и фотографа из газеты «Афтонбладет», насколько известно Форс.
«Счастливо, — шепчет она вслед стервятникам. — Надавите на него».
Свен Шёман ест салат, приготовленный его женой: крабовые палочки с руколой.
Искусственный рыбный запах напоминает аммиак. Свен один в буфете, он успел проголодаться уже к одиннадцати, потому что очень рано встал. Уродливые металлические стулья неудобны, что ясно уже по одному их виду.