– Условия для этого у нас не идеальные, – иронически парировал я.
– Разумеется, – согласилась Софи. – Но если вы сумеете добиться этого сейчас, когда ситуация у нас пиковая, все наладится. И мне это будет очень приятно.
Я ответил не сразу. В сущности, я понимал, что она хочет сказать. Возможно, она не сумела найти верных слов, но она была права. Проблема моя, в сущности, сводилась к одному: мне не нравилось, каким я стал в Нью‑Йорке, и у меня была потребность очиститься. Отмыться. Простить самого себя. Но я никогда бы этого не добился, если бы не наша встреча. Только Софи могла помочь мне возродиться. Вернуть то, что украло у меня прошлое. Но вот какая незадача. Я любил ее, а она любила женщин.
– Почему вы говорите мне об этом сейчас? – спросил я, опуская глаза.
– Потому что вы мне очень нравитесь. Правда.
Такое простое, такое неуклюжее признание… лучшего я уже много лет не слышал. Именно это и было самым тяжким.
– И еще, – призналась она, – потому что меня воротит, когда я вижу, как вы начинаете паниковать, едва вам захочется выпить. Или закадрить меня.
– Закадрить вас? – возмущенно фыркнул я.
– Да, закадрить меня. Это же прекрасно, Дамьен, вы имеете право кадрить меня! Вы имеете право кадрить, кого вам хочется… но и тот, кого вы кадрите, имеет право откликнуться или нет. Видите, вы забиваете себе голову ненужными вещами!
Я все еще не мог оправиться от шока. Обмякнув в кресле, я смотрел на нее с видом полного идиота.
– Ну же, – настойчиво продолжала она, – что вы будете пить?
Бороться было бесполезно. Такой противник, как Софи, был мне не по зубам.
– Виски.
Она улыбнулась.
– Двойной, – добавил я и тоже попытался улыбнуться.
Она захлопала в ладоши и жестом подозвала официанта. Сделала заказ, и мы оба примолкли, пока нам не принесли выпивку. Наверное, от смущения.
– Простите, что я на вас так напала, – робко произнесла она, пригубив свой «Космополитан».
– Да нет, вы правильно поступили. Я действительно не могу расслабиться… Знаете, дешевая психология порой не лишена смысла… Думаю, мне в самом деле надо избавляться от чувства вины.
В ту же секунду, в завершение этого странного дня, в сумраке этого роскошного бара, Софи наклонилась ко мне и поцеловала. В губы. Долгим поцелуем.
Я позволил ей это. Бессильный. Ошеломленный. Восхищенный. Потом она откинулась на спинку кресла, широко улыбнулась мне, отпила глоток из бокала и, не выпуская соломинку изо рта, бросила:
– Неплохо для лесбиянки, а?
И захохотала. Но это не был насмешливый смех. Он был восхитительный. Всех нюансов я в своем изумлении просто не улавливал.
Я залпом выпил стакан неразбавленного виски.
И тоже расхохотался. Словно невероятное напряжение, не отпускавшее нас несколько дней, наконец спало. Секундная передышка в нашей исступленной гонке.
А для меня еще и поцелуй, на который я даже надеяться не смел.
Мы надолго умолкли, пока Софи не решилась заговорить вновь.
– Я все же успела продвинуться с переводом, – заявила она совсем другим тоном.
– Превосходно! И что вы там нашли? – поторопил ее я, стараясь как можно более небрежно развалиться в кресле.
По правде говоря, мне было трудно думать о чем‑то ином, кроме ее поцелуя, но следовало смириться с обстоятельствами. Софи твердо стояла обеими ногами на земле. Для нее жизнь была простой. Она не лгала, не притворялась. И не задавалась вопросами, которые так мешали мне. Свидетельством чему был этот самый поцелуй.
– Пока ничего конкретного сказать вам не могу.
Самое трудное – это понять текст. Его можно перевести только с помощью заметок вашего отца. И, откровенно говоря, мне нужны дополнительные материалы, чтобы уточнить некоторые факты.
Я уже давно забыл, как сладок такой поцелуй. Простой поцелуй школьницы. Не те разнузданные поцелуи, которыми я обменивался с мимолетными ночными подружками в своей нью‑йоркской постели. Настоящий, простой поцелуй. Поцелуй любви.
– И на чем же вы остановились? – рассеянно спросил я.
– Я пока в самом начале. Дюрер дал зацепки, позволяющие проследить историю Йорденского камня, и ваш отец кое‑что выяснил, но этого недостаточно. Если я правильно поняла, Дюрер утверждает, что тот, кому Иисус вручил эту загадочную драгоценность – Иоанну, Иакову или Петру, значения не имеет, перед смертью доверил ее сирийским монахам. Я должна подтвердить или опровергнуть эту гипотезу, найти какие‑то следы в истории… Честно говоря, в отеле я ничего сделать не смогу. Мне нужно поработать в библиотеке.
– Я мог бы вам помочь, – предложил я.
– Нет. Вы должны заниматься микрофильмом. История с ессеями, это просто потрясающе!
– Но мне нельзя возвращаться в Национальную библиотеку! Слишком опасно…
– Да, – согласилась она, – но вы ведь узнали имя человека, отдавшего микрофильм в библиотеку. Вы могли бы встретиться с ним. Чтобы посмотреть, совсем он сбрендил или же это серьезный тип.
– О'кей.
– Вы ведь запомнили его имя?
– Кристиан Борелла, – подтвердил я.
– Очень хорошо. Постарайтесь найти его. А я тем временем буду трудиться в Бобуре.
– Хорошо, шеф.
– Зайдем сначала в интернет‑кафе и пообщаемся со Сфинксом. Потом вы займетесь поисками автора микрофильма.
– Ладно, двинули, – согласился я, поставив стакан на столик.
Софи пристально взглянула на меня. Я прекрасно знал, что означает этот взгляд. Она спрашивала, все ли в порядке. Спрашивала, не сержусь ли я на то, что она меня поцеловала. Я ответил ей улыбкой. Мне было хорошо.
–
– Мы не собираемся играть. Программа IRC у вас установлена?
Он вздохнул, несколько раз кликнул мышкой, и вскоре на экране появилась знакомая иконка. Только эта программа и была нам нужна. Парень что‑то проворчал и отошел от нас, сунув в рот сигарету.
На этом краю галереи мы чувствовали себя почти спокойно: находившиеся рядом мальчишки пребывали в иной реальности и едва ли заметили наш приход.