Что же все это означает, как выдумаете?
– Ессеи что‑то знали… Их убили, чтобы заставить замолчать. Или же, что более вероятно, они чем‑то владели…
– Может быть, это зашифрованное послание Христа? – предположила Софи, и глаза ее заблестели. – Или Йорденский камень…
– Нет, – возразил я. – Более правдоподобным выглядит вариант с текстом Иисуса, ведь эта община возводила свое существование к современникам Христа. Между тем вы обнаружили, что Йорденский камень переходил из рук в руки на протяжении столетий. Нет, если община затаилась в течение двух тысяч лет, это, скорее всего, означает, что она оберегала нечто очень ценное. Подобно тамплиерам, охранявшим гробницу Христа, эти монахи защищали нечто иное. Им повезло, что они оказались в пустынном месте, а не в центре Иерусалима. И если их убивают спустя две тысячи лет, значит, обладают они какой‑то великой ценностью. Я склоняюсь в пользу зашифрованного послания Иисуса.
Софи кивнула:
– Все сходится. Наверное, в монастырь пришли с целью выкрасть послание, а монахов убили, чтобы они замолчали навсегда. Кристиана Борелла устранили, потому что он слишком много знал.
– Что касается его дочери, они выжидали, надеясь выяснить, что именно ей известно, когда же увидели меня вместе с ней, решили расправиться и с нами.
– Кто же эти «они»?
– Большой вопрос! «Бильдерберг» или «Акта Фидеи», – предположил я. – Теперь мы знаем, что они способны на все.
– Это всего лишь гипотеза. Но весьма правдоподобная. И это означает, что один из двух элементов головоломки находится в руках наших невидимых врагов. Зашифрованное послание.
– А второй элемент, ключ, пребывает в лоне природы.
– Я думаю, наши враги были уверены, что вторым элементом, то есть Йорденским камнем, завладел ваш отец, поэтому они убили его и пришли обыскивать дом, когда в Горде внезапно появились вы.
– Ну конечно! А сейчас они полагают, что Йорденский камень у меня!
– Гипотеза все больше становится похожей на истину. И только одно удручает.
– Что именно? – спросил я.
– «Джоконда». Леонардо да Винчи. Мы по‑прежнему не знаем, как они связаны со всем этим.
– Ах да. И еще странная конструкция в подвале отцовского дома. Не говоря уж о «Меланхолии» Дюрера. Хотя нам многое удалось выяснить из рукописи, мы по‑прежнему не знаем, какое отношение имеет к этому гравюра.
– Для начала пусть Шевалье добудет нам информацию об Йорденском камне.
– Превосходно! – заключил я. – Пугает меня другое: если уж мы хотим разгадать эту загадку, придется нам раньше или позже разыскивать и зашифрованное послание Христа… Но, согласно нашей гипотезе, у ессеев его похитила одна из двух организаций – «Бильдерберг» или «Акта Фидеи». И я с трудом представляю, как мы заставим их расстаться с добычей. Да и соваться к ним мне совсем не хочется.
– Всему свое время… Сначала займемся «Джокондой».
Софи встала и надела пальто.
– Куда мы сейчас? – спросил я, последовав ее примеру.
– В Лондон.
Я вытаращил глаза:
– Простите?
– Мы едем в Лондон, – повторила Софи, явно наслаждаясь произведенным эффектом.
Стефану Баджи, судя по его виду, это отнюдь не казалось забавным.
– Вы шутите? Какого черта мы забыли в Лондоне? – воскликнул я.
– Мы должны встретиться с одной моей подругой, которая поможет нам во всем, что касается Леонардо и Дюрера.
– В Лондоне?
– Да.
– В Лондоне?
– Да. Послушайте, Дамьен, вы же знаете, что благодаря «Евростар» это совсем не так далеко.
Я пожал плечами:
– Так и поедем, без всего?
– Что значит – без всего?
– Ну, не знаю, если вы хотите, чтобы ваша подруга нам действительно помогла, надо привезти ей материалы! Рукопись Дюрера, например…
– Она у меня с собой.
Ткнув большим пальцем над плечом, Софи показала мне свой рюкзак.
– А копия «Джоконды»?
– У меня с собой.
– Хорошо, – вздохнул я. – Все понятно. Вот будет доволен Франсуа! А поближе никого нет, кто мог бы помочь нам с Леонардо и Дюрером?
– Нет. Таких специалистов, как она, нет. К тому же она сделает все, чтобы помочь мне.
– Художница? – спросил я.
– Нет. Лучше. У нее две степени – магистерская по математике, докторская по истории искусства.
– Оригинально. А что она делает в Лондоне?
– Изучает эпоху Ренессанса. Она сумеет помочь нам. Ей этот период хорошо знаком: магистерскую степень она защищала по теме «Гомосексуализм в картинах ренессансных художников».
– Вот как? Понятно. И вы с ней подруги… Слушайте, – внезапно озарило меня, – это не о ней вы мне тогда говорили?
Софи бросила на меня изумленный взгляд:
– Я говорила вам о ней?
– Да. Вы сказали, что были влюблены в одну…
Софи круто развернулась на каблуках и со смехом пошла впереди нас. Я был неприятно поражен. Софи намеревалась отвезти нас к одной из своих бывших любовниц. В Лондон. Совсем не идеальное завершение вечера.
В смятении я взглянул на Баджи.
–
Я пожал плечами:
– Чего хочет женщина…
Баджи кивнул, потом дал мне пройти вперед и двинулся за мной, держась почти вплотную. Мы остановились у телефонной кабины, и Софи позвонила в Лондон, чтобы предупредить свою подругу. Потом, следуя совету Баджи, она отправилась покупать временную карточку для мобильника. Я же тем временем дозвонился до Франсуа и сообщил, что мы едем в Лондон.
Оказавшись в машине, мы с Софи с большим трудом напялили бронежилеты, приготовленные для нас Баджи. «Шафран» превратился в примерочную, что вызвало у нас приступ безудержного хохота, не вполне уместного ввиду серьезности ситуации.
Примерно через час мы подъехали к Северному вокзалу.
Выйдя из машины на площади Наполеона III, я поднял голову и взглянул на громадный фасад Северного вокзала с его коринфскими пилястрами. Я с удовольствием отметил, что каменное здание в неоклассическом стиле выгодно отличается от новейших конструкций из стекла и бетона. С тех пор как я покинул Францию, здесь кое‑что изменилось: справа появился новый терминал.
Впрочем, Баджи и вел нас к этому новому белому залу. Наверное, он хотел избежать толкотни перед главным входом. Поравнявшись с отелем «Аполлон», мы пересекли улицу, лавируя среди застрявших в пробке такси, под гудки клаксона и рев моторов. Телохранитель пропустил нас вперед, и мы вошли в новое здание.
Я толкнул стеклянную дверь. Сумерки заметно сгущались, но огромный купол был еще залит светом. Сквозь застекленный потолок и широкие окна над дверьми проходили последние лучи света, отбрасывая блики на светлые стены и полы, как белым днем.
Я направился к первым окошкам, которые находились справа.