Во всяком случае, тот, кто убил его, должен был ненавидеть его до помутнения рассудка. Валентин был… как бы это сказать? — Адамово яблоко надзирателя заходило вверх-вниз над воротничком униформы. — Его тело представляло собой желеобразную массу, я никогда такого не видел.
— Избит тупым предметом, наверное?
— Об этом мне ничего не известно, но, во всяком случае, избит он был до неузнаваемости. Вместо лица — каша. И если бы не мерзкая татуировка на груди, я не знаю, смогли бы мы его идентифицировать. Я не очень впечатлительный человек, но после увиденного у меня начались кошмары.
— Какого рода татуировка у него была?
— Какого рода?
— Да, что… — Катрина заметила, что вот-вот выйдет из роли дружелюбного полицейского, и взяла себя в руки, чтобы скрыть раздражение. — Что было изображено на татуировке?
— Ну, как сказать. Лицо. Крайне неприятное. Как будто растянутое в стороны. Как будто оно приклеилось к его груди и хотело оторваться.
Катрина медленно кивала:
— Вырваться из тела, в которое оно было заключено.
— Ага, вот-вот. Вы знаете?..
— Нет, — сказала Катрина и подумала: «Но мне знакомо это ощущение». — А Юдаса, значит, вы так и не нашли?
— Это вы не нашли Юдаса.
— Ну ладно. Как вы думаете, почему нам это не удалось?
Надзиратель пожал плечами:
— Ну, я не знаю. Но понимаю, что типы вроде Юдаса для вас не являются первоочередной задачей. Как я говорил, в его деле были смягчающие обстоятельства, а вероятность рецидива минимальная. На самом деле его срок уже подходил к концу, но у этого идиота, видно, горячка началась.
Катрина кивала. Предвкушение освобождения. Оно наступает при приближении дня выхода из тюрьмы, когда заключенный начинает думать о свободе, и ему внезапно становится невыносимо от мысли, что придется провести в заключении еще один день.
— Кто-нибудь еще здесь может рассказать мне о Валентине?
Надзиратель отрицательно покачал головой:
— Кроме Юнаса, он ни с кем не общался. Да и с ним никто не хотел иметь дела. Черт, он пугал людей. Когда он входил в помещение, казалось, даже воздух сгущался.
Катрина задавала ему вопросы до тех пор, пока не поняла, что просто пытается оправдать потраченное время и деньги на билет.
— Вы начали рассказывать о том, что сделал Валентин, — напомнила она.
— Да? — ответил он быстро, бросив взгляд на часы. — Ух ты. Мне надо…
По дороге обратно через общую комнату Катрина увидела только худощавого мужчину с красным черепом. Он стоял прямо, опустив руки, и пялился на пустую мишень. Стрел нигде не было. Он медленно повернулся, и Катрина не смогла не ответить на его взгляд. Ухмылка исчезла с его лица, а глаза стали вялыми и серыми, как медуза.
Он что-то прокричал. Четыре слова. И повторил их. Громко и пронзительно, как птица, предупреждающая об опасности. После чего рассмеялся.
— Не обращайте на него внимания, — сказал надзиратель.
Смех постепенно затихал у них за спиной, пока они быстро шли по коридорам.
И вот она уже оказалась на улице, вдыхая насыщенный дождем сырой воздух.
Катрина достала телефон, отключила диктофон, включенный с момента ее прибытия в тюрьму, и позвонила Беате.
— Я закончила в Иле, — сказала она. — Время есть?
— Включаю кофеварку.
— Э-э-э-э. А у тебя нет…
— Ты работаешь в полиции, Катрина. И ты пьешь кофе из кофеварки, понятно?
— Слушай, я обычно ела в «Кафе Сара» на улице Торггата, а тебе не помешает выбраться из лаборатории.
Пойдем пообедаем. Я плачу.
— Конечно платишь.
— Что-что?
— Я нашла ее.
— Кого?
— Ирью Якобсен. И если мы поторопимся, то застанем ее в живых.
Они договорились встретиться через три четверти часа. В ожидании такси Катрина прослушивала запись на диктофоне. Краешек телефона с микрофоном чуть-чуть высовывался из ее кармана, и она удостоверилась, что с парой хороших наушников запросто расшифрует все сказанное надзирателем. Она промотала запись к концу и проиграла место, для прослушивания которого наушники не требовались.
Предупредительный крик красного черепа:
— Валентин жив! Валентин убивает! Валентин жив! Валентин убивает!
— Он проснулся сегодня утром, — сказал Антон Миттет, торопливо шагая вместе с Гуннаром Хагеном по коридору.
Заметив их приближение, Силье поднялась со стула.
— Можешь идти, Силье, — сказал Антон. — Я заступаю.
— Но ваше дежурство начинается только через час.
— Я сказал, можешь идти. Отдыхай.
Она бросила на Антона оценивающий взгляд. Затем посмотрела на второго мужчину.
— Гуннар Хаген, — произнес он, протягивая ей руку. — Начальник отдела по расследованию убийств.
— Я знаю, кто вы, — сказала она, пожимая его руку. — Силье Гравсенг. Надеюсь однажды работать у вас.
— Отлично, — ответил он. — Тогда можешь начать с выполнения распоряжения Антона.
Она кивнула Хагену:
— В моей инструкции записано ваше имя, поэтому, конечно…
Антон смотрел, как она складывает свои вещи в сумку.
— Кстати, сегодня последний день моей практики, — сказала она. — Теперь пора начинать думать об экзаменах.
— Силье — аспирант в Полицейской академии, — пояснил Антон.
— Слушатель Полицейской академии, так теперь говорят, — поправила его Силье. — У меня есть один вопрос, господин начальник отдела.
— Да? — сказал Хаген, криво улыбаясь в ответ на такое титулование.
— На вас работал один легендарный человек. Харри Холе. Говорят, что он никогда не совершал ошибок. И раскрывал все убийства, расследованием которых занимался. Это правда?
Антон предупреждающе кашлянул и взглянул на Силье, но она не обратила на него внимания.
Кривая улыбка Хагена выпрямилась и сделалась шире.
— Прежде всего, у человека на совести могут быть нераскрытые убийства, несмотря на то что он не совершал ошибок. Или нет?
Силье Гравсенг не ответила.
— Что же касается Харри и нераскрытых убийств… — Он почесал подбородок. — Ну, в общем-то, вы правы. Весь вопрос в том, как на это посмотреть.
— Посмотреть?
— Он приехал домой из Гонконга, чтобы расследовать убийство, в котором подозревался его приемный сын. И хотя он добился освобождения Олега и в том преступлении сознался другой, обстоятельства убийства Густо Ханссена так до конца и не прояснились. Во всяком случае, не на официальном уровне.
— Спасибо, — сказала Силье и быстро улыбнулась.
— Удачи в карьере, — пожелал Гуннар Хаген.
Гуннар Хаген стоял и смотрел ей вслед, пока она не скрылась в конце коридора. Не столько потому, что мужчинам всегда хочется посмотреть вслед красивой молодой девушке, а для того, чтобы оттянуть еще на пару секунд предстоящее дело, подумал Антон. Он заметил, что начальник отдела нервничает. И вот Хаген повернулся к закрытой двери. Застегнул мундир. Покачался на кончиках пальцев, как теннисист, ожидающий подачи соперника.
— Ну, я пошел.