11
Меня сотрясла холодная дрожь, будто повеяло дуновением могилы.
Не зная, что она мертва, этот бедняга явно решил, что я — это Харриет. Смогу ли я подыграть этому заблуждению, или стоит сказать ему правду?
Он отступил и поманил меня в открытую дверь.
В такие моменты выясняешь, из какого теста ты сделана: моменты, когда все то, чему тебя учили, сражается с твоим сердцем. С одной стороны, я хотела убежать — вниз по лестнице, прочь отсюда, домой в Букшоу, в мою комнату, запереть дверь и спрятаться под одеялом. С другой стороны, мне хотелось обнять этого маленького кругленького человечка, положить его голову себе на плечо и обнимать его вечность.
Я вошла, и он резко захлопнул за мной дверь, будто поймал редкую бабочку.
— Иди сюда, — сказал он. — Садись.
Я последовала за ним в комнату.
— Тебя не было довольно долго, — сказал он, когда я взгромоздилась на предложенное мне кресло.
— Да, — ответила я, решив в этот самый миг следовать своим инстинктам. — Я была далеко.
— Прошу прощения? — Он наклонил голову в мою сторону.
— Я была далеко, — повторила я громче.
— Ты в порядке? — спросил он.
Его голос был довольно низким, слишком низким для мальчика, подумала я.
— Да, — сказала я, — вполне. А ты?
— Я страдаю, — произнес он. — Но помимо этого я в порядке, вполне. — И неожиданно он резко добавил: — Чаю!
Он подошел к буфету, где на маленькой плитке стоял эмалированный чайник. Включил плитку и остался стоять рядом, нервно вытирая пальцы о брюки, пока чайник грелся.
Я воспользовалась возможностью осмотреть комнату: кровать, комод, на котором лежала черная Библия, гладильная машина. На стене над кроватью висела пара фотографий. Первая, в черной рамке, запечатлела мужчину в мантии, опирающегося побелевшими костяшками пальцев одной руки на стол, держащего раскрытую книгу во второй руке и с презрением смотрящего в камеру. Член городского магистрата Ридли-Смит — я уверена.
Вторая фотография, по размеру меньше первой, была в овальной рамке, похожей на бамбуковую. На ней бледная женщина в отделанном оборками белом платье подняла испуганные глаза от шитья с таким видом, будто ей только что сообщили трагическую новость. Она сидела на веранде, и на заднем плане, вне фокуса, виднелись экзотические деревья.
В ней было что-то знакомое.
Осторожными маневрами я подобралась поближе.
Невысокий человек выключил плитку, поднял чайник и налил нам обоим немного черной, как смола, жидкости.
— Твоя любимая чашка, — произнес он, протягивая мне фарфоровую чашку на блюдечке, украшенные большими синими анютиными глазками. По краю чашка была сильно выщерблена, и от щербинок расходились черные трещинки, напоминавшие карту Амазонки и всех ее притоков.
— Благодарю, — сказала я, отворачиваясь от фотографии. Надо познакомиться поближе, перед тем как я наберусь смелости спросить о женщине. — Я сто лет не пила хорошего чаю.
И это правда, если не принимать в расчет завтрак с Доггером.
Я заставила себя поднести чашку ко рту и мило улыбаться, пока едкая смесь разъедала мои вкусовые рецепторы. Это зелье, похоже, настаивали месяцами.
После очень долгой паузы он поинтересовался:
— Как Букшоу?
— Как обычно, — ответила я.
И это тоже правда.
Он жадно смотрел на меня поверх края чашки.
— Весной так красиво, — заметила я. — Весной всегда красиво.
Он печально кивнул, как будто не вполне знал, что такое весна.
— Член городского магистрата сегодня дома? — спросила я. Мне не хотелось рисковать и гадать, кто этот любопытный человек, в обществе которого я пью чай, — сын или брат мистера Ридли-Скотта. Я никогда не видела его в Святом Танкреде, всех прихожан которого я знала на глаз — от последнего дедули до новорожденного ребенка миссис Лэнг.
— Отца? — уточнил он. — Мистера Ридли-Смита? Мистера Ридли-Смита никогда нет дома.
— Я надеялась повидать его по вопросу, связанному с церковью, — сказала я.
Он кивнул с умным видом.
— Насчет святого?
Я чуть не пролила чай.
— Да, — ответила я. — На самом деле так и есть. Откуда ты знаешь?
— Мистер Ридли-Скотт разговаривает с Бенсоном в воздухе.
— Прошу прощения?
— В воздухе, — повторил он, взмахивая рукой. — Мистер Ридли-Смит разговаривает с Бенсоном.
— Ясно, — произнесла я, хотя мне совершенно ничего не было ясно.
— Святого нельзя тревожить! — сказал он неожиданно громким сердитым голосом, и я поняла, что он копирует своего отца.
— Почему? — спросила я.
Он не ответил и уставился на потолок.
— Ш-ш-ш! — произнес он.
Мои уши уже уловили изменение в звуках комнаты, как будто она внезапно увеличилась в размерах. Слышалось гудение, шипение…
— Отторино Респиги, — из ниоткуда объявил унылый замогильный голос. — «Пинии и фонтаны Рима».
Эти слова были произнесены без всякого выражения, как будто говоривший человек утомился дышать. Еще он неправильно произнес фамилию Респиги.
Потом раздались треск и скрип иголки по желобкам крутящейся граммофонной пластинки.
Зазвучала музыка с металлическим призвуком. Я определила ее источник — зарешеченное отверстие высоко в стене.
— Откуда… — заговорила я, но он сразу же остановил меня, подняв руку.
— Слушай! — сказал он, поднеся палец ко рту.
Вероятно, должно быть еще одно объяснение, подумала я. В доме явно кто-то есть. Унылый голос не принадлежал комментатору «Би-Би-Си», и он явно не звучал как голос члена городского магистрата и канцлера.
Что, если он застигнет меня тут?
«Пинии и фонтаны Рима» продолжали звучать, сопровождая мои бурные мысли драматическим саундтреком.
Кто запер этого несчастного на втором этаже? И почему? Почему они заставляют его слушать музыку через спрятанный громкоговоритель? Кто такой Бенсон? Почему святого нельзя тревожить?
— Что говорил этот Бенсон? — спросила я, но мои слова опять были встречены пальцем у губ и настойчивым «ш-ш-ш».
Почему бы не помочь этому человеку совершить побег? — подумала я. Просто проведу его через две двери, вниз по лестнице, через вестибюль и наружу. Посажу его на «Глэдис», позволю обнять меня за талию и понесусь вниз с горы в Незер-Уолси, а потом, стоя на педалях, прокачу нас до Бишоп-Лейси. Отвезу его в дом викария и…
«Постой-ка, — заговорил голос в моей голове. — Дверь в эту комнату была заперта. Это он впустил тебя».
Кто же из нас пленник в таком случае?
Если вторую дверь можно открыть изнутри, в чем причина? Не впускать кого-то?
Можно ли наружную дверь тоже открыть изнутри? Есть ли там засов? Я не заметила. Она определенно не была заперта. Вероятно, Бенсон, или кому там принадлежит этот лишенный тела голос, случайно оставил ее незапертой.
Две двери, два замка: один открытый, второй закрытый.
Все равно что загадка в «Ежегоднике для девочек».