Он поклялся гнаться за мной до края света, до самого одинокого острова в Тихом океане...
– До вершины высочайшей горы, до глубины безлюдной пустыни, – сказал я.Кто‑то любит цитировать старомодные романы.
Она уронила руки, и они бессильно повисли.
– От тебя дождешься сочувствия, как от ростовщика.
– Никуда я тебя не возьму, – сказал я. – Оставайся здесь и встреть беду лицом к лицу.
Я повернулся и сел в машину. Когда я обернулся, она быстро удалялась и была уже на полпути к бару.
Глава 15
Было бы у меня хоть немного здравого смысла, я бы собрал вещи, вернулся домой и позабыл бы о ее существовании. Когда она наконец решит, какую роль она играет в каком акте какой пьесы, я, видимо, уже ничего не смогу сделать, разве что влипнуть за приставание к прохожим в общественном месте. Я ждал и курил. Гобл на своем маленьком грязном шарабане мог въехать на стоянку в любой момент. Он не мог выследить нас в другом месте, значит, он следовал за нами, чтобы узнать, куда мы едем.
Он не показывался. Я докурил сигарету, бросил ее за борт и отчалил. На выезде снова увидел его машину. Он припарковался против движения у левой обочины. Я поехал дальше, не спеша, чтобы у него шестеренки не полетели от погони.
В миле от отеля был ресторан под названием «Эпикур», с низкой крышей, со стеной из красного кирпича, прикрывавшей его со стороны дороги, и с баром. Вход был сбоку. Я поставил машину и вошел. Рабочий день еще не начался. Бармен судачил с метрдотелем, который еще не облачился в смокинг.
Книга заказов лежала на высокой конторке, она была раскрыта. На более поздний час было много заказов. Было еще рано.
– Столик найдется, сэр?
В зале было темно, лишь мерцали свечи на столах; низкая перегородка делила зал на две части. Тридцать человек набили бы «Эпикур» битком. Мэтр запихнул меня в уголок и зажег передо мной свечу. Я заказал двойную порцию джина «Гибсон». Подошел официант и стал убирать прибор с другой стороны стола. Я велел ему оставить прибор на месте – мой друг может подойти. Я изучил меню, размером почти не уступавшее залу. Для удовлетворения любопытства мне бы понадобился карманный фонарик. Это был самый темный кабак в моей жизни. Родную мать за соседним столиком я бы не признал.
Принесли джин. Я мог различить силуэт стакана и догадался о содержимом.
Пригубил его – джин был неплох. В этот момент Гобл шлепнулся в кресло напротив. Насколько я мог его разглядеть, он не изменился после нашей вчерашней встречи. Я продолжал пялиться на меню. Набрать бы им его шрифтом Брайля.
Гобл потянулся за моим стаканом воды со льдом, взял и выпил.
– Как идут дела с бабой? – бросил он небрежно.
– Не продвигаются.
– Почему? Что вы там на холме делали?
– Я думал побаловаться. Она была не в настроении. А тебе‑то что? Ты вроде бы искал какого‑то Митчелла.
– Забавно и впрямь. Какой‑то Митчелл! Ты же сказал, что никогда не слыхал о нем?
– С тех пор я услыхал о нем. И увидал тоже. Он был пьян. Очень пьян.
Его чуть не вышибли из кабака.
– Очень забавно, – сказал Гобл с иронией. – Как же ты узнал, что это он?
– Потому что его окликнули по имени. Это уже слишком забавно, а? Он осклабился:
– Я тебе сказал – не попадаться мне на пути. Я знаю, кто ты. Я проверил.
Я закурил и выпустил дым ему в лицо:
– Иди зажарь себе тухлое яйцо.
– Круто. Я у мужиков побольше тебя руки‑ноги отрывал.
– Назови двух.
Он наклонился над столом, но тут подошел официант.
– Мне «Бурбон» с водой, – сказал Гобл.
– Виски в бутылке. В розлив мне и на дух не надо. И не пытайтесь обмануть. Я узнаю. И воду из бутылки. Вода из крана здесь ужасная.
Официант стоял и смотрел на него.
– Мне еще того же, – сказал я, отталкивая стакан.
– Что сегодня съедобное? – поинтересовался Гобл. – Я с этими афишами не связываюсь, – ткнул он презрительно в меню.
– Как всегда – бифштекс рубленый, – с обидой сказал официант.
– Фарш с накрахмаленным воротничком, – сказал Гобл. – Пусть будет бифштекс.
Официант посмотрел на меня. Я сказал, что бифштекс меня устраивает.
Официант ушел. Гобл снова наклонился над столом, сперва быстро оглянувшись по сторонам.
– Твоя везуха окончилась, друг, – сказал он жизнерадостно, – тебе не удалось провернуть это дельце.
– Вот беда, – сказал я. – Какое дельце?
– Тебе не повезло, парень, крупно не повезло. С приливом не рассчитал или что. Аквалангист – один из этих типов с ластами и масками – застрял под скалой.
– Аквалангист застрял под скалой? – у меня по спине мурашки поползли.
Когда официант пришел с выпивкой, мне пришлось сдержаться изо всех сил, чтобы не осушить свой стакан одним глотком.
– Очень не повезло, дружище.
– Скажи это еще раз, и я тебе твои дурацкие очки разобью, – разозлился я.
Он схватил стакан, отпил, попробовал на вкус и одобрительно кивнул.
– Я приехал сюда сорвать куш, – рассуждал он вслух, – а не бедокурить.
Если бедокуришь, куш не сорвешь. Куш сорвешь, если куда не надо нос не суешь. Так?
– Видимо, до сих пор тебе не удавалось, – сказал я, – ни нос не совать, ни куш сорвать. Что это была за шуточка про аквалангиста? – я говорил спокойно, но это требовало усилия.
Он откинулся. Мои глаза стали привыкать к мраку. Я увидел, что эта жирная рожа развлекалась вовсю.
– Просто шутка, – сказал он. – Не знаю я никаких аквалангистов. Только вчера вечером я научился выговаривать это слово. Все еще не знаю, что это толком. Но дела и без того идут паршиво. Я не могу найти Митчелла.
– Он остановился в гостинице. – Я отпил еще немного джина. Было не время напиваться.
– Я знаю, что он остановился в гостинице, друг, чего я не знаю – где он сейчас. Его нет у себя в номере. Коридорные его не видемши. Я думал, может, баба знает, где он.
– Баба с приветом, – сказал я. – И оставь ее в покое. И в Эсмеральде не говорят «не видемши». Этот канзаский диалект здесь считается нарушением общественных приличий.
– Пошел ты знаешь куда. Когда я захочу, чтоб меня поучили говорить правильно, я не пойду за уроками к обшарпанному шпику из Калифорнии.
Он повернул голову и заорал: «Официант!» Несколько посетителей оглянулись с неодобрением.
Вскоре показался официант и застыл рядом с тем же презрением на лице, что и у посетителей.
– А ну плесни‑ка еще, – сказал Гобл, тыча пальцем в свой бокал.
– Не обязательно орать на меня, – сказал официант. Он унес бокал на кухню.
– Если я хочу, чтоб меня обслужили, – Гобл заорал ему вдогонку, – то я хочу, чтобы меня обслужили.
– По‑моему, ты больше привык к самогону, – сказал я Гоблу.
– Ты да я, мы могли бы спеться, – сказал Гобл равнодушно, – если б у тебя были мозги.
– И если бы у тебя были хорошие манеры и на шесть дюймов больше росту, и другое лицо, и другое имя, и не вел бы ты себя так, будто можешь уложить кучу лягушачьей икры в своем весе на обе лопатки.