Как и в прошлые времена, он был вымощен булыжником и имел уклон в сторону находившегося посередине зарешеченного стока. Блестели машины, сторож в коричневой ливрее встал с табуретки и подошел к нам.
– Мой парень все еще не проспался? – вежливо спросила Вивиан.
– Боюсь, что да, миссис. Я укрыл его одеялом и открыл окно. Думаю, все в порядке. Он просто отдыхает.
Мы подошли к большому «кадиллаку». Сторож открыл заднюю дверцу. На широком заднем сиденьи лежал по уши заботливо укутанный в плед мужчина. Он спал с открытым ртом и храпел. Это был блондин крупного телосложения и было похоже, что выпить он может порядочно.
– Позвольте представить вам Ларри Кобба, – сказала Вивиан. – Мистер Кобб, мистер Марлоу.
Я кашлянул.
– Мистер Кобб – это и есть мой эскорт, – пояснила она. – Милейший парень, этот Кобб. Он исполняет все мои капризы. Вам надо увидеть его, когда он трезвый. Мне тоже. Вообще кому‑нибудь надо увидеть его наконец, трезвым. Думаю, это стоило бы увековечить. Этот момент остался бы в истории навсегда, этот краткий, но незабываемый проблеск: трезвого Ларри Кобба.
– Ха! – сказал я.
– Я подумывала даже о том, чтобы выйти за него замуж, – продолжала Вивиан высоким напряженным голосом, словно лишь сейчас ощутила шок, вызванный нападением на нее. – Я была в депрессии и мне в голову не приходило ничего более забавного. У всех нас бывают такие периоды. Слишком много денег, знаете ли. Яхта, дом на Лонг‑Айсленд, летняя резиденция в Нью‑порте, весенняя на Бермудах... Повсюду какие‑то виллы, тут и там, по всему свету, предназначенные, вероятно, лишь для того, чтобы поставить в них бутылку хорошего виски. А для Ларри Кобба хорошее виски весьма доступно.
– Ха! – снова отозвался я. – Есть у него какой‑нибудь шофер, который отвез бы его домой?
– Не говорите «ха!». Это слишком вульгарно, – она посмотрела на меня, нахмурив брови. Сторож в ливрее ожесточенно жевал нижнюю губу. – Конечно, у него целый отряд шоферов. Вероятно, они каждое утро дефилируют перед гаражом: пуговицы сверкают, мундиры надраены, перчатки безупречно белы... Такой элегантности могут позавидовать и воспитанники военной академии в Вест‑Пойнт.
– Ну хорошо, где же в таком случае, черт возьми, этот шофер? – вышел я из терпения.
– Сегодня вечером он приехал сам, – вмешался охранник в ливрее, словно оправдываясь. – Я могу позвонить ему домой и попросить прислать кого‑нибудь, кто забрал бы его.
Вивиан повернулась к нему и одарила его такой улыбкой, словно он только что вручил ей бриллиантовую диадему.
– Это было бы прекрасно, – сказала она. – Вы можете это сделать? Я в самом деле не хотела бы, чтобы мистер Кобб умер вот так...
С открытым ртом. Кто‑нибудь может подумать, что он умер от жажды.
– Так не подумаешь, если принюхаться к нему, миссис, – сказал человек в ливрее.
Она открыла сумочку, захватила горсть банкнот и подала ему.
– Я уверена, что вы займетесь им.
– Господи! – охнул сторож, вытаращив глаза. – Конечно, миссис, я все устрою.
– Меня зовут Риган, – сладким голосом представилась она. – Я миссис Риган. Вероятно, вы еще увидите меня тут. Вы работаете здесь недавно?
– Да, миссис, – его руки, в которых он комкал деньги, судорожно сжимались и разжимались.
– Вам наверняка понравится здесь, – сказала она и взяла меня под руку. – Поедем на вашей машине, Марлоу.
– Она стоит снаружи, на улице.
– Это не помеха, Марлоу, я обожаю небольшие прогулки в тумане.
– Поедем на вашей машине, Марлоу.
– Она стоит снаружи, на улице.
– Это не помеха, Марлоу, я обожаю небольшие прогулки в тумане. Встречаются такие интересные люди.
– Не говорите глупости, – невежливо отрезал я.
Она крепко сжала мою руку и вдруг начала дрожать. И судорожно держалась за меня все время, пока мы шли к машине. Когда мы, наконец, оказались в ней, она перестала трястись. Я поехал вниз по петлявшей среди деревьев дороге. Дорога вела к Казенс‑бульвару, главной улице Лас‑Олиндес. Мы ехали под старыми, мерцающими фонарями, пока не въехали в город. Теперь мы проезжали здания и словно вымершие магазины, миновали бензоколонку с лампой у входа и наконец увидели открытую аптеку.
– Будет неплохо, если вы что‑нибудь выпьете, – сказал я.
Она махнула подбородком. Белая точка в углу машины. Я свернул, притормозил, и припарковался.
– Чашечка кофе с каплей коньяка должна поставить вас на ноги.
– Мне хочется сейчас нахлестаться, как сотне грузчиков. Обожаю это.
Я открыл ей дверцу, она выбралась из машины и прошла так близко возле меня, что ее волосы скользнули по моей щеке. Мы зашли в аптеку. У стойки я купил бутылку ржаной и понес ее к столику, за который мы сели.
– Два кофе, – попросил я. – Черного, крепкого и сваренного еще в этом году.
– Водку здесь пить нельзя, – сказал аптекарь. Одетый в полинявший рабочий халат, он был худ, как щепка, с почти вежливым взглядом и не походил на слишком волевого человека.
Вивиан Риган достала из сумочки пачку сигарет, вытряхнула из нее несколько штук решительным мужским движением и протянула их мне.
– Правила запрещают пить здесь водку, – повторил аптекарь.
Я закурил сигарету Вивиан и себе, не обращая на него внимания. Он взял две чашки кофе и поставил их перед нами. Потом снова посмотрел на бутылку ржаной, проворчал что‑то сквозь зубы и наконец устало сказал:
– Ну ладно, я не буду смотреть, когда вы будете наливать. – Он подошел к окну и повернулся к нам спиной.
– У меня сердце уходит в пятки, – сообщил я, откручивая пробку и вливая большую порцию в кофе. – Предписания и законы в нашем штате значат чрезвычайно много. В период сухого закона заведение Эдди Марза был ночным клубом. И каждую ночь двое полицейских сидели в холле и наблюдали за тем, чтобы клиенты не приносили своего собственного виски, а покупали его тут же, в баре.
Аптекарь вдруг отвернулся от окна, зашел за стойку и уселся на табурет. Мы выпили наше крепленое кофе. Я взглянул на отраженное в зеркале лицо Вивиан. Оно было напряженным, бледным и диким.
Губы у нее были красные и потрескавшиеся.
– Не делайте такую несчастную мину, – сказал я. – На каком крючке держит вас Эдди Марз?
Она посмотрела на мое отражение в зеркале.
– Я порядочно забрала у него сегодня во время игры. Начинала с пятью тысячами, которые заняла у него вчера и которые сегодня мне были уже не нужны.
– Это могло его немного разозлить. Как вы думаете, это он послал за вами того головореза?
– Головореза?
– Ну, того типа с револьвером?
– В таком случае вас тоже можно назвать головорезом?
– Ясно, – засмеялся я. – Только, если быть точным, головорезы обычно стоят не на стороне справедливости.
– Я часто задумываюсь, есть ли вообще какая‑то плохая сторона...
– Мы уклонились от темы. На каком крючке держит вас Эдди Марз?
– Вы подразумеваете: чем он мог бы меня шантажировать или оказывать на меня давление?
– Да.
Она надула губы.
– Вы могли бы быть остроумнее, Марлоу.