Братишкины глазки, так она это называла. А нынче в Хенке совсем нет его обычной самоуверенности, это она очень точно заметила. И на лице у него — что-то помимо следов недосыпа. Под глазом — здоровый фингал, на переносице — пластырь, теперь-то она все это увидела, взглянув на него повнимательнее.
«Били», — констатировала полицейская интуиция, но старшая сестра в ней надеялась, что, может, все-таки он упал с лестницы, получил дверью по лбу или что-то еще в этом роде, совершенно безобидное. Так или иначе, Хенке выглядел измочаленным, нервным, как будто на самом деле что-то очень его беспокоило. А это как минимум весьма нетипично для него. Так неужели он чего-то… боится?!
— Не ври мне, Хенрик, — спокойно произнесла Ребекка и попыталась поймать его бегающий взгляд.
— Да что ты, я не вру!
Он поднял руки, словно защищаясь, и прибегнул к своей обычной жестикуляции. Но на этот раз она выглядела совсем неубедительно.
Эйч Пи сам чувствовал, как неестественно все это звучит. А что ему, на фиг, делать? Рассказать правду?
Он и так уже однажды нарушил правило номер один, а сделать это дважды за одни сутки — совсем плохая идея.
К тому же какова вероятность того, что она ему поверит?
Ни малейшего шанса!
Как-то неудачно вышло, что он случайно вырубил именно ее. Из всех коповских тачек, что колесят по городу, он попал именно в ту, в которой ехала сестра. А какова вообще вероятность такого совпадения?
Или, может быть…
Черт, какой же ты кретин! Какой же ты идиот, до которого не доперло!.. Невезение здесь совершенно ни при чем!
Эйч Пи вскочил, схватил ее за локоть и попытался подтащить к двери.
— Уходи! — решительно процедил он, пока Ребекка упиралась.
— Хенке, прекрати! Что ты делаешь?
— Пожалуйста, — умолял он, поняв, что она слишком сильная и ему с ней не справиться. — Пожалуйста, Бекка, уходи! Давай!
Она стряхнула его с себя. Да что же это с ним такое? Взяло вдруг и переклинило. Сколько он выкурил? Или, может быть, уже перешел на более тяжелую дурь?
— Бекка, милая, умоляю. Уходи. У меня сейчас проблемы, но все образуется, обещаю. А если ты не уйдешь… они меня… Прошу, уходи, сейчас же!
Он слышал свой испуганный голос, но не сделал ничего, чтобы как-то изменить тон. На самом деле он смертельно напуган. Они использовали Ребекку, чтобы его испытать. Так его обработали, что он чуть не убил собственную сестру, единственного человека, которого… да… любил.
И только ради прикола!!!
Чем больше Эйч Пи об этом думал, тем яснее это становилось. Вчера все было как в тумане, но, поспав, он допер до того, как обстоит дело. Кем он стал. Просто маленькой фишкой в Игре, не больше и не меньше. Он — чертова игральная фишка!
Воображавший себя суперзвездой, в реальности он — один из многих. Вонючая пешка, которой можно с легкостью пожертвовать ради продолжения Игры. И именно это они и сделали. Ясно, что кадры его рыданий на допросе у липового следака Болина уже выложены на всеобщее обозрение.
О’кей, сейчас Хенрик, по крайней мере, абсолютно честен, насколько она могла понять.
К тому же страшно боится, вопрос только: чего? Кто эти «они», с которыми у него такие проблемы? Ребекка открыла было рот, чтобы спросить, но не успела, потому что он сказал
— Бекка, ты мне должна, — произнес он на этот раз более собранно, посмотрев сестре прямо в глаза. — Ты знаешь, почему, — добавил он затем.
При этом сердце его, словно камень, упало за ту границу, через которую он только что перешел.
Через пару секунд он услышал, как захлопнулась входная дверь. В первый раз за много лет он чуть не…
Плакать! Да, именно так, ей хотелось плакать. Ей, не проронившей ни слезинки со дня похорон матери.
Чертов подонок Хенке!
Даже когда все это произошло, и тогда она не заплакала; но теперь чувствовала, как защипало в глазах, и заморгала изо всех сил, чтобы вернуть контроль над ситуацией. Нет уж, хрен ему, плакать она не будет!
Они так никогда и не поговорили о том, что случилось в Багармоссене. Оба старались обойти эту тему стороной, а сегодня он ни с того ни с сего внезапно бросил ей это в лицо. Напомнил, что долг ее отнюдь не погашен и что тринадцать лет — совсем не срок, чтобы считать эту тему окончательно забытой.
Как она могла быть такой дурой, чтобы воображать, будто это не так?
Ведь он прав: вина ее, а последствия расхлебывал он. Она перед ним в долгу, всегда будет в долгу.
Потому что она —
Несмотря на то что было уже почти десять утра, Эйч Пи улегся снова в постель и зарылся головой в подушки. Уставший как собака, измученный, совершенно изможденный, он все равно никак не мог заснуть.
В голове, как в барабане огромной сушильной машины, стоявшей в прачечной в подвале его дома, крутились мысли. Медленно, круг за кругом.
Игра, задания, рейтинг, деньги, затем площадь Линдхагенсплан, липовые копы, сестра… Так, барабан прокрутился, а он снова там, где все началось.
Игра.
Они обманули его, заставив поверить, будто он что-то собой представляет, с единственной целью: чтобы потом загнать обратно под ковер, как таракана. Болин с гориллами, видимо, просто нанятые актеры, сделавшие все по сценарию. Или, того хуже, другие игроки, получившие задание выбить его из колеи! И им это отлично удалось… Вот черт, на какую подставу он нарвался!
Но самое невероятное: невзирая на то что его капитально опустили, превратив в этой игре в натурального козла, он по-прежнему не мог отделаться от мысли…
А вдруг все еще можно исправить? Попросить прощения, загладить вину — и «номер сто двадцать восемь» снова в строю?
Get back in the Game.
Даже когда «в полиции» погас свет и он чуть не наложил в штаны, какая-то часть его отказывалась верить, что все пропало, что он спекся как последний придурок. Вот почему Эйч Пи не оставил там мобильник.
Ведь он забрал его с собой?
Пришлось встать и проверить.
Да, именно там, где он его оставил — на столике в прихожей, — лежал маленький серебристый прямоугольник. Лампочка не горела, а чего он ожидал? Теперь он — никто.
Тоже мне, Фредо Корлеоне выискался!
Он стал со злостью рыться в карманах всех своих курток и, наконец, достал скомканную пачку «Мальборо».
Сидя за кухонным столом, Эйч Пи выкурил три сигареты подряд, а в башке продолжал вертеться барабан с мыслями.
И что ему теперь делать?
Позднее он очнулся от шороха в отверстии для почты.
Так, который час, мать их?
На будильнике у кровати были цифры 15.36. Он продрых почти целый день.
Очевидно, барабан в итоге замедлился настолько, чтобы он смог снова заснуть и проспать несколько столь необходимых ему часов.