Хесус так и промолчал весь вечер.
— Послушай, он у тебя немой? — спросил Йенс.
— Иногда он разговаривает, — ответила Джейн.
В такси по дороге в отель он вдруг ощутил тоску — тоску по собственному прошлому. В ту ночь он плохо спал.
Машина, трясясь на ухабах, приближалась к Сьюдад-дель-Эсте. Йенс уже видел очертания города, радовался, что отделался от русских. Оставалось проделать кое-какие приготовления к отправке, затем оружие будет перегружено на грузовики.
В комнате для персонала лежало сообщение для нее. Белый твердый конвертик, на котором черными чернилами было написано ее имя. В ожидании, пока кофеварка сварит кофе, София открыла послание, быстро прочла и спрятала в карман.
Затем она продолжала механически делать дела, надеясь забыть содержание записки, однако оно отпечаталось в мозгу. Без четверти двенадцать она вошла в раздевалку, сняла рабочую одежду, взяла сумочку, накинула летнюю куртку и спустилась в холл.
Кузен уже ждал ее, кивком показав, чтобы она следовала за ним. София повиновалась, но в глубине души чувствовала себя неуверенно, словно внутренний голос подсказывал, что она приняла ошибочное решение. Однако неуверенность смешивалась с радостным возбуждением по поводу того, что она делает нечто спонтанное и непродуманное. Давненько с ней такого не случалось.
Машина была новехонькая — одна из последних моделей японских экомобилей. В ней не было ничего особенного — просто она была новая, в ней пахло новой машиной, и сиденья были на редкость удобные.
— Мы поедем в Васастан, — сказал он.
София поймала его взгляд в зеркале заднего вида. Глаза у него голубые, холодные и настороженные.
— По какой линии вы с ним родственники?
— По всем линиям.
Она усмехнулась:
— Даже так? И что это значит?
— Со всех мыслимых сторон.
Казалось, он тем самым закрыл тему.
— Меня зовут Арон…
— Приятно познакомиться.
Остаток пути в машине царила тишина.
Столы, стулья, вращающаяся дверь в кухню. Освещение было слишком резким, картины на стенах представляли собой пейзажи, а на столах лежали бумажные клетчатые скатерти. Обычное кафе, ничего интересного.
Она улыбнулась, когда Гектор помахал ей рукой из-за дальнего столика, но попыталась скрыть улыбку, пробираясь к нему.
Мужчина поднялся ей навстречу, пододвинул стул:
— Я бы с удовольствием сам приехал за тобой, если бы не нога.
София села напротив:
— Все в порядке. Арон приятный попутчик, хотя и молчаливый…
Гектор улыбнулся.
— Ты пришла, — проговорил он и придвинул ей обернутое в пластик меню. — Мы так и не попрощались, — добавил он.
— Да, как-то не получилось.
Он сменил тон:
— Я прихожу сюда ради морепродуктов, они у них лучшие в городе, но об этом мало кто знает.
— Тогда я тоже их возьму.
София, не прикоснувшись к меню, держала руки на коленях. Гектор едва заметно кивнул человеку за барной стойкой.
Странно было видеть Гектора за пределами больницы. У нее возникло головокружительное чувство, будто ей предстоит обедать с совершенно незнакомым мужчиной. Но он заметил ее неуверенность и начал рассказывать забавные истории — о том, каково ходить по Стокгольму в гипсе, как пришлось разрезать штанину на любимых брюках и как ему не хватает больничной еды и картофельного пюре из порошка. Он умел развеселить, разрядить натянутую обстановку.
София слушала его вполуха. Ей нравилось смотреть на него. Его двухцветные глаза — один темно-синий, другой карий — приковывали взгляд. При ином освещении глаза меняли оттенок, словно он на некоторое время становился другим человеком.
При ином освещении глаза меняли оттенок, словно он на некоторое время становился другим человеком.
— Пусто без меня в больнице?
Она рассмеялась, покачав головой:
— Да нет, все как обычно.
К ним подошла официантка с двумя бокалами вина:
— Испанское вино. Нельзя сказать, что им стоит гордиться, но пить вполне можно.
Гектор как бы в шутку поднял тост. София не притронулась к вину, взяла бокал с водой и отпила глоток, потом посмотрела на своего собеседника, ожидая встретить его взгляд, как это принято у шведов, когда люди за что-то пьют. Однако он не обратил на это внимания и уже отвел глаза. Она почувствовала себя нелепо.
Гектор откинулся на стуле, оглядел ее спокойным и уверенным взглядом, открыл рот, собираясь что-то сказать. Тут какая-то мимолетная мысль заставила его передумать. Внезапно он не смог найти слов.
— Что такое? — спросила она с усмешкой.
Он изменил позу.
— Даже не знаю… Я не узнаю тебя. Ты совсем другая.
— В каком смысле?
Он посмотрел на нее:
— Не знаю. Просто другая. Возможно, потому что я привык видеть тебя в одежде медсестры.
— Тебе бы хотелось всегда видеть меня в ней?
Ее слова, кажется, смутили его — ее это позабавило.
— Но ведь ты узнаешь меня? Ты знаешь, кто я?
— Мне очень любопытно, — проговорил он.
— Что?
— Кто ты такая…
— Но ты же знаешь!
Он покачал головой:
— И да, и нет. Кое-что я о тебе знаю, но не все.
— Зачем тебе все обо мне знать?
Он замер:
— Прости, я не хотел быть навязчивым.
— Ты не навязчив.
— А мне кажется, что я немного…
— Что?
Гектор пожал плечами:
— Иногда я очень тороплюсь, когда мне чего-то хочется. Так что я наверняка бываю навязчив. Но давай не будем об этом. Лучше продолжим с того места, на котором мы остановились.
София не поняла, к чему он клонит.
— А на чем мы остановились?
Им подали еду. Гектор взял омара руками и стал привычными движениями разделывать его.
— Твой папа умер, несколько лет ты грустила, но потом твоя мама встретила Тома и вы переехали в его дом. Правильно?
Поначалу она не поняла, но потом вспомнила, что в больнице он расспрашивал ее о детстве и юности. София рассказывала ему все в хронологическом порядке — вернее, он задавал вопросы в хронологическом порядке. Ее поразило, что она даже не придала этому значения.
Гектор посмотрел ей в глаза, словно призывая продолжать. София задумалась, порылась в памяти и продолжила свое повествование с того места, на котором остановилась. Рассказала о том, как им с сестрой постепенно полегчало, по мере того как проходило время после смерти отца. Как они вместе с матерью переехали в виллу Тома, расположенную всего в нескольких минутах ходьбы от дома, где они выросли. Как в девятом классе она начала курить «Мальборо Лайт», как жизнь стала казаться не такой уж мрачной.
Они ели устриц, морских раков и омаров. София продолжала говорить. Рассказала о том, как ездила по студенческому обмену в США, о своей первой работе, о путешествии по Азии, о том, как трудно ей далось понимание того, что такое любовь, и как лет до тридцати ее преследовал страх перед взрослой жизнью. Время от времени София клала в рот маленькие кусочки еды, поглощенная своей историей. Минуты шли, и вдруг она осознала, что говорила достаточно долго, не оставляя собеседнику возможности что-либо вставить. Спросила, не слишком ли она его заболтала, не скучно ли ему слушать. Гектор отрицательно покачал головой:
— Продолжай.
— Я повстречала Давида.