В ожидании дождя - Деннис Лихэйн 20 стр.


Она хотела умереть, мистер Кензи. Очень сильно хотела.

– Хотела умереть или хотела, чтобы ее спасли?

Она обернулась ко мне:

– Разве это не одно и то же? В

– Все равно что?..

Она посмотрела на меня, как на маленького мальчика, интересующегося, почему огонь жжется, а после зимы наступает весна.

– Ну, это все равно что молиться о дожде. Так ведь, мистер Кензи? – Она подняла руки к ясному безоблачному небу: – Молиться о дожде посреди пустыни.

Мы спустились с мостика, пересекли широкое футбольное поле и миновали купу деревьев. Ведущая к общежитиям дорога шла под уклон. Шивон вскинула голову к высоким зданиям.

– Мне всегда было интересно – как это, учиться в университете.

– А у себя на родине вы не учились?

Она покачала головой:

– Денег не было. Да и способностей особых тоже…

– Расскажите мне о Доу, – попросил я. – Вы говорили, они злодеи. Не просто нехорошие люди, а злодеи.

Она кивнула и присела на каменную скамью. Достала из кармана рубашки смятую пачку сигарет и протянула мне. Я отрицательно мотнул головой, и тогда она извлекла сигарету, распрямила ее пальцами и прикурила. Смахнула с языка прилипшую крошку табака и заговорила:

– Однажды Доу устроили рождественскую вечеринку. Была метель, и гостей пришло меньше, чем ожидалось. А еды оказалось чересчур много. Я взяла кое‑что себе, но тут меня застукала миссис Доу. И очень строго объяснила, что объедки надо выкинуть на помойку, на радость нищим. Я так и сделала. А в три часа ночи ко мне в спальню пришел доктор Доу. Он принес целую индейку. Швырнул ее мне на кровать и заорал, что я не имела права выбрасывать еду. Он, видите ли, вырос в нищете, и этими объедками его семья питалась бы не меньше недели.

Она затянулась сигаретой и снова смахнула с языка крошку табака.

– Он заставил меня ее съесть.

– Что‑о?

Она кивнула:

– Сидел на краю кровати и впихивал в меня эту индейку. Кусок за куском. До самого рассвета.

– Но это же…

– Противозаконно. А вы представляете себе, мистер Кензи, как трудно устроиться прислугой?

Я посмотрел ей в глаза:

– Вы в этой стране нелегально? Так ведь, Шивон?

Она бросила на меня потухший хмурый взгляд, без слов говоривший о том, что если у нее еще были какие‑то иллюзии, то они давно развеялись.

– Думаю, вам следует ограничить свои вопросы тем, что касается вашего дела.

Я поднял ладонь и кивнул.

– Значит, он заставил вас есть индейку из мусорного бака?

– О, он ее помыл, – сказала она с едва заметным сарказмом. – И честно предупредил меня. Сначала помыл, а потом скормил мне. – Ее грубое прыщавое лицо растянула широкая улыбка. – Да, вот такой он у нас добрый доктор, мистер Кензи.

– А эта его склонность к насилию, – спросил я после паузы, – когда‑нибудь приобретала иные формы, кроме психологических?

– Нет, – сказала она. – Со мной – нет. И не думаю, что с Карен тоже. Он презирает женщин, мистер Кензи. Считает, что мы недостойны его прикосновения.

Она задумалась и энергично мотнула головой:

– Нет. Под конец мы с Карен много времени проводили вместе. Много пили, если честно. Думаю, она бы мне сказала. К своему отчиму она никаких теплых чувств не питала.

– Расскажите мне о ней.

Она закинула ногу на ногу, пыхнула сигаретой.

– Она была в ужасном состоянии, мистер Кензи. Умоляла их приютить ее хотя бы на несколько недель.

Умоляла их приютить ее хотя бы на несколько недель. Умоляла. На коленях перед матерью ползала. А та сказала: «Извини, дорогая, тебе надо научиться быть…» Ну, как же она это сказала‑то? Самостоятельной. Полагаться только на себя. И все. «Тебе пора стать самостоятельной, моя милая». Карен рыдала у ее ног, а она велела мне принести чаю. Так что мы с Карен встречались, напивались, а потом шли и трахались с кем попало.

– Вы знаете, где она жила?

– В мотеле, – сказала она, вложив в это слово всю безнадежность мира. – Названия не знаю. Она говорила, что мотель расположен где‑то у черта на рогах.

Я кивнул.

– Вот и все, что она мне говорила. Мотель у черта на рогах. Мне кажется… – Она посмотрела на свое колено и щелчком отбросила окурок.

– Что?

– В последние два месяца у нее внезапно появились деньги. Наличные. Я не спрашивала откуда, но…

– Но вы подозревали, что она…

– Подалась в проститутки, – закончила Шивон. – Понимаете, у нее совершенно изменилось отношение к сексу. На нее это было не похоже.

– Я одного не пойму, – сказал я. – Всего полгода назад она была совершенно другим человеком. Была…

– Сама чистота и невинность?

Я молча согласился.

– И представить себе было нельзя, что у нее в голове может появиться хоть одна грязная мысль.

– Вот именно.

– Это был ее способ приспособления. Чтобы выжить в этом сраном сумасшедшем доме, она превратилась в ангелочка. И знаете, не думаю, что для нее это было естественно. Может быть, она и мечтала стать такой, но вообще‑то она только прикидывалась.

– А что там за иконостас из фотографий в вестибюле? – спросил я. – Что это за молодой парень? Он похож на младшего брата доктора. И что там за девочка?

Она вздохнула:

– Это Наоми. Их единственный общий ребенок.

– Она умерла?

Шивон кивнула:

– Давно уже. Сейчас ей было бы четырнадцать или пятнадцать. Она чуть‑чуть не дожила до четырех лет.

– Отчего она умерла?

– За домом есть небольшой пруд. Зимой она выбежала на лед за мячиком… – Ее передернуло. – И провалилась.

– А кто за ней присматривал?

– Уэсли.

У меня перед глазами встала картина: маленький ребенок на тонком льду тянется за мячиком. А затем…

По всему телу прошел озноб.

– Уэсли… – повторил я. – Младший брат доктора Доу?

Она покачала головой:

– Сын. Он был вдовцом, когда познакомился с Кэрри. Вдовцом с ребенком. И она была вдовой с ребенком. Они поженились, сделали еще одного вместе. Но девочка умерла.

– А Уэсли…

– В смерти Наоми он не виноват, – сказала она с ноткой гнева в голосе. – Но они все свалили на него. Он же должен был за ней присматривать. Он на секунду отвлекся, а она возьми и рвани к пруду. Доктор Доу не мог винить Бога и предпочел обвинить сына.

– Не знаете, как мне связаться с Уэсли?

Она прикурила еще одну мятую сигарету и покачала головой:

– Он давно не живет с ними. Доктор запретил даже имя его произносить в своем доме.

– А Карен с ним общалась?

– Да он уже лет десять как уехал. Вряд ли кто‑нибудь знает, что с ним стало.

Она сделала быструю затяжку.

– Что вы собираетесь делать дальше?

Я пожал плечами:

– Понятия не имею. Доу сказали, что Карен посещала психиатра. Вы знаете, как его зовут?

Она отрицательно помотала головой.

Назад Дальше