Смертельных исходов нет. Надеемся, что эпидемия пошла на убыль. Сообщите время прибытия».
Он посмотрел на телеграфиста и заметил:
– Чтобы не быть слишком умным, тоже нужен ум, не так ли Симпсон? Мы не из тех, кто может позволит себе ошибаться! Верно я говорю?
* * *
В офицерском купе полковник Клэрмонт внимательно прочитал телеграмму.
Положив сообщение на стол, он сказал, уставившись на О'Брайена:
– Ну что ж, новости неплохие! Время нашего прибытия? Хотя бы приблизительно, майор?
– Учитывая, что весь состав тянет один локомотив... – О'Брайен быстро прикинул в уме. – Пожалуй, часов тридцать, сэр. Могу поинтересоваться мнением Банлона.
– Нет необходимости. Я тоже так думаю, – он повернулся к Фергюсону.
Слышали? Сообщите им...
– Мой отец? – вырвалось у Марики.
Фергюсон утвердительно кивнул и отстукал сообщение. Выслушав ответ, он ослабил наушники и сообщил:
«Жду вас завтра днем. Полковник Фэрчайлд здоров».
Марика облегченно вздохнула и улыбнулась, а Пирс попросил:
– Нельзя ли передать полковнику, что я еду с этим поездом, чтобы арестовать Кэлхауна?
* * *
В аппаратной форта Гумбольдт Сепп Кэлхаун тоже улыбнулся, но не потому, что почувствовал облегчение. Он и не пытался скрыть злобную радость, с какой он передал телеграфный бланк седовласому полковнику кавалерии Соединенных Штатов.
– Честное слово, полковник Фэрчайлд, лучше и не придумаешь! Они едут, чтобы арестовать бедняжку Сеппа Кэлхауна! Что мне теперь несчастному делать?
Фэрчайлд прочел сообщение, но не проронил ни слова. Он с презрением разжал пальцы и листок упал на пол. На мгновение Кэлхаун замер, но в следующий момент уже вновь заулыбался. Сейчас он мог позволить себе улыбаться. Он посмотрел на четверых окружавших его бандитов и сказал:
– Полковник Фэрчайлд вероятно голоден. Уведите его! Пусть доедает завтрак!
* * *
– А теперь постарайтесь связаться с Риз‑Сити, – приказал Клэрмонт.
Выясните, нет ли у них каких‑нибудь сведений относительно пропавших капитана Оукленда и лейтенанта Ньювелла.
Фергюсон попробовал связаться, но передав сообщение раз двенадцать, доложил:
– Кажется, мне с ними не связаться.
– Никого нет на приеме, не так ли?
– Похоже, что никого, сэр, – Фергюсон озадаченно почесал затылок. – И я скажу больше: мне кажется, что линия вообще мертва. Видимо где‑то обрыв линии, сэр.
– Непонятно, как это могло случиться. Ведь не было ни снегопада, ни сильного ветра. К тому же вчера вечером мы разговаривали из Риз‑Сити с фортом Гумбольдт и все было в порядке. Попытайтесь еще раз, а мы пока позавтракаем.
Все семеро заняли те же места, что и накануне, только на место доктора Молине, который еще не появлялся, за стол уселся Дикин.
Преподобному отцу Пибоди, который должен был сидеть рядом с доктором, было явно не по себе. Он то и дело украдкой поглядывал на Дикина, а тот не обращал на присутствующих никакого внимания, весь сосредоточившись на еде.
Клэрмонт покончил с едой, откинулся на спинку кресла, кивнул Генри, чтобы тот налил ему кофе, закурил сигарету и, взглянул на столик Пирса, холодно заметил:
– Боюсь, что доктору Молине будет трудновато привыкнуть к нашему армейскому распорядку. Генри, ступайте и разбудите его! – он повернулся в кресле и позвал:
– Фергюсон!
– Ничего нового, сэр. Все словно вымерло.
С минуту Клэрмонт сидел молча, нерешительно постукивая пальцами по столу, потом принял решение. – Убирайте аппаратуру! Мы трогаемся.
– Убирайте аппаратуру! Мы трогаемся. Майор О'Брайен, будьте так добры... – он неожиданно оборвал свою реплику, так как в этот момент в помещение опрометью ворвался Генри, глаза которого были широко раскрыты от ужаса.
– Черт возьми, Генри! В чем дело?
– Он умер, полковник... Он лежит там мертвый... я имею ввиду доктора Молине.
– Умер!? Доктор Молине умер? Вы уверены в этом, Генри? Может, он крепко спит? Вы пробовали его разбудить?
Генри кивнул, его всего трясло. Он жестом показал на окно.
– Он холоден, как лед на этой реке...
Он посторонился, так как О'Брайен стремительно бросился к выходу.
– Наверное, сердце, сэр, – добавил Генри. – Похоже, что он умер тихо, во сне.
Клэрмонт поднялся и зашагал взад‑вперед по узкому пространству купе.
– О боже ты мой! Какой ужас!
– В самом расцвете сил... – скривился отец Пибоди и погрузился в безмолвную молитву.
Вошел О'Брайен: лицо его было серьезным и озабоченным. Перехватив вопросительный взгляд Клэрмонта, он утвердительно кивнул.
– Мне тоже кажется, что он умер, сэр! Похоже на сердечный приступ.
Судя по его лицу, он даже не успел понять, что умирает.
– Можно мне взглянуть? – внезапно спросил Дикин.
Все взоры мгновенно устремились на него. Взгляд полковника Клэрмонта был полон холодной враждебности.
– На кой черт вам это понадобилось?
– Чтобы установить точную причину смерти, – безразлично проговорил Дикин. – Вы же знаете, что я был врачом.
– Вы получили квалификацию врача?
– Да, но меня лишили этого звания.
– Иначе и быть не могло...
– Но не из‑за моей некомпетентности, а скажем, за другие провинности.
Но ведь врач – всегда врач.
– Возможно... – Клэрмонт привык смотреть на вещи реально, чтобы не признать справедливости последнего замечания, каковы бы ни были его личные чувства по отношению к этому человеку. – В конце концов, почему бы и не разрешить. Проводите его, Генри!
Когда Дикин и Генри покинули купе, там воцарилось молчание и даже появление Генри с порцией свежего кофе, не нарушило его.
– Ну что? Сердце? – осведомился Клэрмонт, когда Дикин вернулся.
– Пожалуй, это можно назвать сердечным приступом или чем‑то вроде этого, – он взглянул на Пирса. – Нам повезло, что с нами едет представитель закона...
– Что вы хотите этим сказать? – губернатор Фэрчайлд был гораздо более обеспокоенным, чем накануне вечером.
– Кто‑то оглушил Молине, вынул из его ящичка с хирургическими инструментами зонд, ввел его в грудную клетку и пронзил сердце. Смерть наступила мгновенно, – Дикин обвел присутствующих небрежным взглядом. – Я бы сказал, что это мог сделать человек знакомый с медициной или, по крайней мере, с анатомией. Кто‑нибудь из вас знает анатомию?
Резкость, с которой ему ответил Клэрмонт, была вполне объяснима:
– Что за чушь вы тут несете, Дикин?
– Я утверждаю, что его ударили по голове чем‑то тяжелым, скажем, рукояткой пистолета. У него рассечена кожа над левым ухом. Но смерть наступила прежде, чем образовался синяк. Под самыми ребрами крошечный багровый укол. Сходите и убедитесь сами!
– Но ведь это нелепо! Кому это могло понадобиться? – тем не менее в голосе полковника прозвучали тревожные нотки.
– Действительно, кому? Вероятно, он сам себя проткнул насквозь, потом вытер зонд и вложил его обратно в ящичек... Так что никто здесь не виноват. Просто глупая шутка со стороны доктора Молине.