Локарт был человеком своего времени и не мог не добавить, что ее мудрость – исключительная, потому что «в отличие от многих умных женщин она умела слушать умных мужчин, которые обладали знаниями и могли ими поделиться».
Но для Локарта, как и для многих других людей, она была больше чем все это; самое главное впечатление, которое производила Мура с ранней юности до глубокой старости, выражалось просто: «Мужчины ее обожали».
В эти февральские и мартовские недели 1918 г., когда мир вокруг снова заполыхал пламенем, между английским агентом и русской дамой стала крепнуть связь. Мура демонстрировала «высокомерное пренебрежение ко всей мелочности жизни и бесстрашие, которое было непроницаемо для трусости», как заметил Локарт. «Ее жизнестойкость… была огромна и воодушевляла каждого, с кем она вступала в контакт». Чем больше он узнавал о ней, тем больше ею восхищался. «Там, где она любила, был ее мир, а жизненная философия делала ее хозяйкой всех последствий. Она была аристократка. Она могла бы быть коммунисткой. Она никогда не смогла бы быть представительницей буржуазии». Их знакомство началось на людях и медленно, незаметно становилось все более личным. «В те первые дни, – вспоминал он, – я был слишком занят, слишком озабочен собственной значимостью, чтобы думать о ней больше, чем разве что мимолетно. Я увидел в ней весьма привлекательную женщину, общение с которой делало ярче мою повседневную жизнь».
Она станет для него гораздо больше, чем просто привлекательной женщиной, – бесконечно больше. А пока Локарт и Мура строили небольшой рай для себя в обстановке вновь разгорающейся войны и мраке доведенного до нищеты города.
Стоя близко друг к другу, Мура и Локарт устремили взгляды над замерзшей Невой на огни вдоль Дворцовой набережной, британское посольство, расположенное рядом с Троицким мостом, Зимний дворец. Между ними стояли особняки, в одном из которых у Локарта была квартира и располагался штаб его миссии. Огней было немного, и в каждой тени таилась опасность, но в своих мемуарах Мура и Локарт будут вспоминать моменты вроде этого как драгоценную идиллию.
Когда прошли первые недели и регулярных встреч за ужином им уже стало мало, чтобы находиться в обществе друг друга, они взяли за правило брать сани и кататься вдоль берегов Невы. Обычно они катались по вечерам, направляясь через мосты на острова, на которых раскинулся город в дельте реки: Васильевский остров, где находились университет и фондовая биржа, Крестовский остров с парком развлечений и яхт-клубом или огромный Петроградский остров – сердце города, на плече которого угнездилась Петропавловская крепость.
Все это были места отдыха и развлечений, там на протяжении прошедших двухсот лет, еще с тех пор, когда Петр Великий решил построить портовый город на земле, отнятой у шведов, располагались учреждения и резиденции представителей правящего класса. Сотни тысяч крепостных крестьян прокладывали дороги, копали каналы, возводили мосты, дворцы и особняки, и десятки тысяч из них положили здесь свои жизни. Теперь их потомки заявили на все это свои права.
Здесь могло быть опасно после наступления темноты. Благоразумные люди не выходили из дому в одиночку и шли посередине улицы, избегая переулков и подворотен. Локарт всегда носил в кармане револьвер, и его рука постоянно лежала на нем. Но эти двое молодых людей не думали о риске, особенно Мура. Пылкая натура Локарта брала верх, и он был способен во весь опор нестись к гибели, потакая ей. Эта женщина очаровала и приковала его к себе.
В те первые недели их знакомства Мура держала мысли и чувства при себе. Их поездки на санях были моментами беспечности, отнятыми у политической обстановки, которая складывалась вокруг них. Но в ней что-то менялось. Она никогда еще не чувствовала особой привязанности ни к одному мужчине. Связь с Энгельгардтом мало для нее значила – это была лишь попытка девушки-подростка вырваться на свободу.
Но в ней что-то менялось. Она никогда еще не чувствовала особой привязанности ни к одному мужчине. Связь с Энгельгардтом мало для нее значила – это была лишь попытка девушки-подростка вырваться на свободу. В Керенском она искала поддержки для выживания, хотя выбор и оказался ошибочным. За Ивана она вышла замуж, потому что он открывал ей двери в волнующую яркую жизнь, к которой Мура страстно стремилась, но в этом браке она не испытывала сколько-нибудь глубоких чувств; теперь же и вовсе настал момент, когда его прикосновения стали ей неприятны. Она испытала облегчение, когда Иван уехал в Эстонию.
Все другие видные, энергичные, привлекательные мужчины, которые вились вокруг нее, не сумели воспламенить в ней страсть. Было несколько мужчин – Денис Гарстин и Френсис Кроуми, в частности, – к которым она испытывала симпатию, но ни один из них не вселил в нее романтические чувства, не говоря уже о любви.
Но Локарт с его чопорно сжатым ртом и торчащими ушами, который описывал себя как «мужчину со сломанным носом, коренастой, приземистой фигурой и смешной походкой», чем-то отличался от всех. Безусловно, он не делал секрета из своего желания. Во время поездок в быстро несущихся санях Локарт пользовался преимуществом их близости и пытался поцеловать ее. Мура не отвечала; она сидела «охваченная необычным трепетом, в замешательстве и немного напуганная странным чувством, которое, как я подсознательно ощущала, росло во мне».
Пройдет еще какое-то время, прежде чем она даст название этому непривычному для нее чувству. И если она сумела понять, почему его испытывала, никогда не писала об этом и не рассказывала никому. Да, Локарт имел наружность, которая привлекала внимание, – как и она сама – и неотразимый взгляд. Он был мужчиной, которого либо любят, либо ненавидят. Один ревнивый соперник назвал его «презренным маленьким грубияном», а некоторые сотрудники министерства иностранных дел считали чуть ли не предателем. Но никто не мог усомниться в его талантах. С самого первого мгновения он оценил Муру за ее обширные знания и ум. Более поздний любовник, который был склонен презрительно отзываться о свободном «русском» образе мыслей Муры, признал, что ее ум был «энергичным, свободным, острым и проницательным», «периодически демонстрирующим необычайную мудрость». Она могла «разъяснить тот или иной возникший внезапно вопрос, словно осветив его вспышкой солнечного света в сырой февральский день».
Для Локарта, который нес груз отношений Великобритании с огромной державой – Россией, такая мудрость была товаром, не имевшим цены. Он был весьма уверенным в себе молодым человеком, склонным доверять собственному здравому смыслу, но внимательно прислушивался к рассудительным и проницательным высказываниям – особенно когда они исходили от человека, обладавшего такой привлекательностью, как Мура.
Возможно, именно это пробудило необычное нереализованное чувство, которое проснулось в ней теперь, когда она стояла рядом с Локартом, глядя на заснеженный город, залитый лунным светом. До этого момента Мура – как считали ее друзья и родственники – стремилась к высшему обществу, развлечениям, таинственности: хозяйка дома с магнетическим обаянием, исполнительница западающих в душу цыганских романсов, насмешница над влюбленными мужчинами – и никто не видел в ней источник знаний.
Не будь она благоразумной, не держи это чувство в узде, то, когда рано или поздно Локарт предпринял бы еще одну попытку поцеловать ее, не стала бы сопротивляться. И кто мог сказать, куда это завело бы их, какие неизвестные чувства вырвались бы на свободу?
Их разговоры уже балансировали на грани интимности. Они шутили на тему «большевистского брака» – разрушения патриархального института брака, к которому призывали революционно настроенные феминистки. Никто не призывал к этому громче, чем Александра Коллонтай – новый народный комиссар социального обеспечения, которая выступала в защиту сексуального раскрепощения, при котором женщины и мужчины будут свободны и смогут иметь возлюбленных и друзей по своему выбору, тем самым разрушая буржуазную систему, которая держала замужних женщин в подчинении мужей.