Выжатая вода стекала на лужайку, отчего трава на ней росла еще гуще.
Несмотря на все эти технические новшества, наша жизнь в Финиксе не была сплошным праздником. В доме жили полчища больших, сильных тараканов с блестящими крыльями. Сперва тараканов было не так много, но поскольку мама не любила убираться, их развелась просто тьма. Через некоторое время после нашего переселения орды тараканов спокойно гуляли по стенам, по полу кухни и по мебели. В Бэттл Маунтин мух ели ящерицы, я ящериц – кошки. Мы так и не смогли найти животное, которое ест тараканов, поэтому я предложила приобрести спрей от насекомых, как у всех наших соседей, но мама была ярой противницей химической войны. Она сказала, что в конечном счете мы сами отравимся этим спреем.
Мама решила, что лучший способ борьбы с тараканами – это рукопашная. Ночами, когда тараканы выползали наружу, мы устраивали массовые бойни. Мы вооружались свернутыми в трубочку журналами или обувью (мне было всего девять лет, но я носила обувь 39-го размера, которую Брайан называл «тараканоубийцами») и собирались на кухне. Мама включала свет, и все мы начинали без разбора бить насекомых. Прелесть заключалась в том, что не надо было целиться, потому что тараканы покрывали все возможные поверхности, следовательно, любой удар убивал одного или нескольких насекомых.
Кроме тараканов у нас в доме жили и термиты. Присутствие этих насекомых обнаружилось через несколько месяцев после нашего заселения, когда Лори ногой проломила деревянный пол в гостиной. Папа внимательно осмотрел дом и пришел к выводу о том, что термитов так много, что ничего с ними поделать нельзя и нам придется с ними сосуществовать. Поэтому мы просто обходили дырку в полу гостиной, стараясь в нее не провалиться.
Действительно, термитов было много, и деревянный дом они поели серьезно. Мы продолжали наступать на подъеденные ими половицы, проваливаться и создавать таким образом новые дырки в полу. «Черт подери, кажется наш пол начинает напоминать кусок швейцарского сыра», – прокомментировал это папа. В один прекрасный день он попросил нас принести ему молоток, длинные гвозди и кусачки по металлу. Папа закончил пить пиво из банки, которую разрезал, отбил молотком, сделав плоской, после чего прибил гвоздями на одну из дырок. «Этого явно маловато», – сказал он, после чего отправился покупать еще упаковку из шести банок для того, чтобы заделать другие дырки. Каждый раз при появлении новой дырки он покупал пиво, брал инструменты и заделывал пробоину.
В нашем районе жили и извращенцы. Большей частью это были горбатые и неухоженные старики с писклявыми голосами, которые стояли на углах улиц, провожая девочек до школы. Они всячески пытались прикоснуться, например, помочь, когда кто-то из нас перелезал через забор, и сулили кучу конфет и много мелочи, если с ними кто-нибудь из нас «поиграет». Мы называли их «козлами» и кричали, чтобы они от нас отстали. Впрочем, я старалась не быть к ним слишком злой, потому что не знала, говорят они правду или нет. Кто знает, может быть, они действительно искренне хотели с нами подружиться.
По ночам родители оставляли входную дверь и все окна открытыми. Они говорили, что при отсутствии кондиционера это единственный способ проветрить помещение от застойного жаркого воздуха. Время от времени в открытую входную дверь забредал пьянчуга или бомж, который принимал наш дом за покинутый. Когда мы утром просыпались, то порой находили незваного гостя спящим в гостиной. После того как этих гостей пробуждали из объятий Морфея, они дико извинялись и поспешно убирались туда, откуда пришли. Мама всегда говорила, что они – всего лишь безвредные пьяницы.
Морин исполнилось четыре года, и она очень боялась привидений. Ей часто снилось, как люди в масках для Хэллоуина крадутся внутрь нашего дома. Однажды, когда мне было почти десять лет, я проснулась от того, что кто-то щупает руками меня между ног.
Я не могла взять в толк, что происходит. Дело в том, что мы спали в одной кровати с Лори, и я подумала, что это она как-то неловко повернулась во сне. В полусне я оттолкнула чью-то руку.
«Я просто хочу с тобой немного поиграть», – услышала я мужской голос.
Я моментально узнала этот голос. Это был немытый человек со впалыми щеками, который недавно появился на нашей улице. Он уже несколько раз порывался довести нас до школы и успел всучить Брайану комикс под названием «Дети на ферме», где все мальчики и девочки были изображены только в трусах.
«Извращенец!» – громко закричала я и пнула его ногой. В нашу комнату вбежал Брайан с мачете, которое стояло у него около кровати, и визитер мгновенно ретировался через открытую входную дверь. Папы в ту ночь не было, а когда мама спала, то ее и пушкой было невозможно разбудить, поэтому мы с Брайаном бросились вслед за извращенцем. Мы выскочили на освещенный фонарями тротуар и увидели, как наш незваный гость исчез за углом. Мы некоторое время его искали, и Брайан с досады порубил своим мачете кусты, но тот скрылся без следа. По дороге домой мы били друг друга по плечу и хлопали ладонями в приветствии хай-файв, словно бейсболисты во время матча. Мы решили, что у нас была охота на извращенцев, которая сродни охоте за Чертенком с той лишь разницей, что извращенцы отнюдь не плод нашего воображения, а реальные живые люди.
Когда на следующее утро мы рассказали папе о том, что произошло, он заявил, что уроет этого сукиного сына. Втроем мы вышли на охоту за извращенцами, но не нашли вчерашнего гостя. После этого случая я попросила родителей закрывать на ночь входную дверь и окна, чтобы мы могли спать спокойно, но родители меня не послушались. Они говорили, что им необходим свежий воздух и мы не должны поддаваться страху.
Так что ночью окна продолжали быть открытыми. Морин продолжали сниться кошмары о людях в масках для Хэллоуина. А я с бейсбольной битой и Брайан, вооруженный мачете, время от времени выходили на охоту за извращенцами.
«Не суйтесь в чужие дела», – ответила мама. Я устыдилась своего поведения и стала вылезать из фонтана. «Не обращай на них внимания!» – приказала мне мама, которая всегда учила нас игнорировать мнение посторонних людей. После этого мама сама залезла к нам в воду, отчего волна воды перелилась через край фонтана.
Мама даже в церкви никогда не обращала внимания на осуждающие и косые взгляды окружающих. Она считала, что монахини убивают всю радость церковной духовности, и не следовала большинству религиозных правил и предписаний. Можно сказать, что мама воспринимала десять заповедей как десять рекомендаций. Впрочем, это нисколько не мешало ей считать себя набожной католичкой и ходить с нами в церковь практически каждое воскресенье. Мы посещали службу в соборе Св. Марии, который был самым большим и красивым храмом города. Это было песочного цвета здание с двумя огромными колокольнями, величественными витражами и двумя изогнутыми, засиженными голубями лестницами, которые вели к массивной входной двери. Все остальные матери надевали на службу свою лучшую одежду. Они появлялись в черных кружевных мантильях на голове и с зелеными, красными или желтыми дамскими сумочками, цвет которых обязательно сочетался с расцветкой обуви. Мама считала, что не имеет никакого значения, как ты выглядишь в церкви. Она говорила, что Богу все равно, во что ты одет, поэтому спокойно приходила на службу в порванной и испачканной красками одежде. Мама считала, что главное – не внешний вид, а твой дух и вера. Когда все начинали петь, она демонстрировала свой дух всем присутствующим, начиная петь так громко, что на нас оборачивались.
Когда к нам присоединялся папа, посещения церкви становились еще более конфликтными. Все в семье папы были баптистами, хотя сам он вырос атеистом. По его словам, он верил в науку и здравый смысл, а не в «суеверия и вуду».