«Давай сделаем это вместе», – ответил папа.
Пальцами левой руки папа помог мне протолкнуть иголку сквозь кожу на противоположную сторону раны, где выступило несколько капель крови. Я потянула нитку, чтобы соединить два края раны. Потом связала концы нитки так, как папа просил, и сделала еще один стежок. Рана была достаточно большой, и по уму надо было бы наложить еще пару швов, но я уже не могла заставить себя повторить эту операцию.
Мы посмотрели на два темных и слегка кривоватых стежка.
«Я тобой горжусь, Горный Козленок», – похвалил меня папа.
Когда утром я уходила из дома, папа еще спал, а когда вернулась днем, его уже не было.
Слушая его рассказы, я старалась его приободрить. Я хотела надеяться, что он говорит правду, хотя была практически уверена, что это не так. Деньги в семье появлялись только тогда, когда мама получала чек от нефтяной компании, которая качала нефть на ее земле в Техасе, или папа находил небольшую халтуру. Мама всегда очень туманно отвечала на вопрос о том, где именно расположен ее участок земли, каковы его размеры, и наотрез отказывалась его продавать. Было ясно только одно: приблизительно раз в два месяца появлялся чек, а вместе с ним – деньги на еду.
Когда нам подключали электричество, мы ели много бобов. Большой пакет фасоли пинто стоил меньше доллара, и этой еды хватало на несколько дней. Если добавить в фасоль ложку майонеза, получалось вкусное блюдо. Кроме этого, мы ели много риса с сардинами, которые, по словам мамы, были очень полезны для мозгов. По вкусу сардины уступали тунцу, но были гораздо лучше кошачьих консервов, которыми нам время от времени приходилось питаться, когда денег совсем не было. Иногда на обед мама готовила много попкорна. Мама говорила, что в кукурузе есть клетчатка, а в соли – йод, который предотвращает болезни щитовидной железы. «Я же не хочу, чтобы мои дети выглядели, как пеликаны», – объясняла она.
Однажды после получения чека мама купила огромный копченый окорок, который мы ели несколько дней. Так как у нас не было холодильника, мы хранили окорок на кухне. Через неделю после покупки ветчины, отрезая себе кусок мяса для сэндвича, я заметила, что в мясе появились личинки.
Мама сидела на софе и ела сэндвич с ветчиной. «Мам, в мясе завелись червяки», – сказала ей я.
«Ой, перестань. Срежь верхний слой с червяками, внутри мясо отличное», – уверила меня она.
Мы слышали, что лаконос можно есть как салат. В наших местах этого растения было много, поэтому мы с Брайаном решили его попробовать. Если салат окажется вкусным, у нас появится новый бесплатный продукт – так рассуждали мы. Сперва мы попробовали сырой лаканос, но он оказался ужасно горьким. Тогда мы начали варить траву, но и в вареном виде вкус был ужасным. После этого эксперимента языки у нас болели несколько дней.
Однажды мы обнаружили заброшенный дом и залезли в окно. Комнатки внутри были маленькими, а пол земляным. На кухне мы нашли массу консервов.
«Бинго!» – закричал Брайан.
«Вот мы наедимся!» – обрадовалась я.
Консервные банки были покрыты толстым слоем пыли, но мы решили, что их содержимое пригодно для пищи. Иначе какой смысл вообще консервировать продукты? Ведь смысл консервирования в том, чтобы сохранить продукт на долгие годы. Я передала банку томатов Брайану, который пробил в ней дырку перочинным ножом. Банка взорвалась, окатив Брайана фонтаном коричневого сока. Мы попробовали открыть еще пару банок – с тем же результатом, и вернулись домой голодные и перемазанные.
Я часто вынимала из мусорного бачка в туалете остатки обедов, выброшенные школьницами. Я совершенно не могла взять в толк, зачем выбрасывать пригодную в пищу еду: яблоки, сваренные вкрутую яйца, упаковки печенья, небольшие пакеты молока, надкусанные бутерброды с сыром, который ребенку, может быть, не очень пришелся по вкусу.
Забрав свою добычу, я снова возвращалась в туалетную кабинку и ее съедала.
Иногда в мусорном ведре в туалете оказывалось еды больше, чем я была в состоянии съесть. Однажды я взяла для Брайана сэндвич с копченой колбасой, но потом начала думать о том, что я скажу ему, если он спросит, откуда я его взяла. Я была уверена, что и он роется в мусорных бачках, но этот вопрос мы никогда не обсуждали.
Я сидела в классе и думала о том, как объясню Брайану появление бутерброда с колбасой. В это время бутерброд в моем портфеле начал пахнуть так сильно, что, казалось, запах должны учуять все одноклассники. Я начала паниковать, ведь все знали, что я не приношу с собой обеда, следовательно, могут догадаться о том, что я взяла бутерброд из мусорного ведра. Во время перемены я бросилась назад в туалет и выбросила бутерброд.
Морин, в отличие от меня, всегда хорошо питалась. Она завела себе много подружек и часто появлялась у них дома во время обеда. Я не представляла, что едят Лори с мамой. Любопытно, что мама начала набирать вес. Однажды, когда папы не было дома и у нас не было еды, мама, лежа на софе, периодически скрывалась под одеялом. Брайан оглянулся на маму и спросил:
«Что ты жуешь?»
«Ничего. У меня проблемы с деснами, поэтому просто жую в качестве упражнения для улучшения циркуляции крови», – ответила мама. Но она не смотрела нам в глаза. Брайан откинул одеяло, и под ним оказалась огромная плитка шоколада Hershey, которую мама уже наполовину съела.
«Ничего не могу с собой поделать, – всхлипывала мама. – Мне нужен сахар, я чувствую себя как наркоман».
Она просила нас простить ее так же, как мы прощали папу за то, что он пьет. Мы молчали. Брайан схватил шоколад и разделил его на четыре куска, и мы с Брайаном и Лори проглотили свои порции, как голодные волки.
Однако потом стало так холодно, что молодые и тонкие ветки начали с треском ломаться. У меня кроме моего шерстяного пальто без пуговиц не было теплых вещей. Дома тоже было холодно – у нас была печка, но не было угля. В городском телефонном справочнике значилось сорок два продавца угля. Тонна угля, которой хватало на целую зиму, стоила 50 долларов, включая доставку, а уголь более низкого качества – всего 30, но мама сказала, что денег в семейном бюджете нет и нам придется обойтись без угля.
Куски угля падали с грузовиков, которые доставляли его покупателям, поэтому мы с Брайаном решили выйти на улицу и их собирать. Взяв ведро, мы вышли на Литтл Хобарт Стрит. Мимо нас проехали наши соседи, у которых было две девочки: Карен и Кэрол. «Я собираю камни для коллекции!» – закричала я девочкам, которые сидели на заднем сиденье автомобиля.
На дороге валялись только мелкие кусочки угля, и через некоторое время мы наполнили ими лишь полведра. На один вечер нам было нужно, по крайней мере, одно полное ведро. Тогда мы начали собирать хворост, который можно сжечь. Наша семья не могла себе позволить покупать дрова. Папы не было дома, и рубить дрова было некому, поэтому мы сами не только собирали сучья в лесу, но и рубили и пилили их.
Найти хорошее, сухое дерево в лесу было непросто. Мы шли по лесу, осматривали ветки и следили за тем, чтобы они не были трухлявыми или гнилыми. Но по сравнению с углем ветки быстро горели и не давали много тепла. Укутавшись в одеяла, мы сидели около печки и грели руки у огня. Мама говорила, что все равно мы живем лучше, чем первые поселенцы, потому что у нас в доме есть стеклянные окна и печь.
Однажды мы развели в печке сильный огонь. Несмотря на то, что в печи пылало, у нас изо рта шел пар, а окна изнутри были покрыты изморозью. Мы с Брайаном пошли за дровами. По пути назад Брайан сделал интересное наблюдение: «Посмотри, на крыше нашего дома нет снега». Снег действительно отсутствовал. «А на крышах остальных домов снег есть», – продолжил Брайан.