Пока не сказано «Прощай» - Сьюзен Спенсер-Вендел 6 стр.


Я задумалась над тем, говорил ли он правду. Неужели он и в самом деле так чувствовал? Или великолепная мысль пришла ему в голову только в окружении ликующей толпы из десятков тысяч поклонников?

И тут меня тоже осенило, прямо там, на парапете парковки у ресторана «Бургер Кинг». Нет, не расплывчатая мысль, но вся моя жизнь предстала передо мной в фокусе как один яркий, контрастный кадр.

Сорок четыре года безупречного здоровья. За все это время у меня почти не было ни простуд, ни кариесов.

За сорок четыре года я по-настоящему болела всего раз — когда съела просроченный куриный сэндвич в Южной Африке.

Я легко перенесла три беременности, и каждая завершалась рождением пухлого розового младенца. Три кесаревых, после которых ходила уже на следующий день.

В моей жизни было много любви, много путешествий, прекрасный муж, работа, которую я обожала.

Я узнала, откуда я родом. В младенчестве меня удочерила одна пара, и они честно выполняли все родительские обязанности, а в сорок лет я повстречала свою родную мать, вскоре познакомилась и с семьей отца. Я знала, что мой БАС не от них. А значит, моим розовым толстощеким ребятишкам нечего опасаться повторения моей судьбы.

Я была жива. И у меня был еще год. Может, и больше, но по крайней мере год относительно здоровой жизни у меня был наверняка.

И тогда прямо там, на парковке закусочной «Бургер Кинг», я приняла решение потратить его с умом.

Отправиться в путешествия, о которых давно мечтала, и испытать все удовольствия, которые я давно откладывала на потом.

Навести порядок в том, что я оставлю после себя.

Посадить сад воспоминаний, в котором моя семья станет жить дальше.

Лу Гериг был спортсменом. БАС первым делом забрал его талант.

Но я-то писательница! БАС может скрючить мои пальцы и ослабить тело, но мой дар он забрать не в силах.

У меня еще есть время для самовыражения. Есть время построить себе гнездо и обставить его мягкими креслами, где я буду думать, писать и сидеть с друзьями. Где я смогу бродить в своем саду воспоминаний и записывать их.

Из этих прогулок, к моему огромному изумлению, и выросла эта книга.

Книга не об отчаянии и болезни, а о чуде моего последнего года жизни.

Подарок моим детям — чтобы они поняли, кем я была и как надо жить после трагедии.

С радостью.

И без страха.

Если Лу Гериг мог чувствовать себя счастливым, то смогу и я.

То я смогу и подавно.

И я еще раз мысленно примерилась к стартовой тумбе, напрягая мышцы для последнего броска.

— Я рада, что все кончилось, — сказала я Джону, когда он вернулся с кофе для меня и воппером для себя. — И я чувствую себя ужасно счастливой.

Больница

Больница.

Ах как я люблю это слово.

Сразу вспоминаешь добрую медсестру, кровать, леденец на палочке, и как в школе отпускали с уроков домой, и что можно было сидеть и смотреть вместе с мамой сериалы.

Но больница доктора Вермы была многопрофильной комплексной БАС-клиникой Университета Майами, и располагалась она в Реабилитационном центре Святой Екатерины в Северном Майами-Бич. Уже одно название сразу должно было меня насторожить.

Мы с Джоном приехали туда к часу дня. Три часа спустя после моей встречи с доктором. Через два часа после того, как я узнала свой диагноз. Через час после того, как я поклялась прожить этот год с радостью, пока Джон поглощал свой воппер.

Клиника напоминала крупный медицинский офис. Большая комната ожидания со стойкой регистратуры, дверями и медицинскими журналами. Пациенты выглядели вполне нормально. Не первой молодости мужчина с женой. Не первой молодости женщина с глубоко беременной дочерью. Мы поболтали с ней о ее будущем ребенке.

Она спросила, есть ли у нас дети.

В первый раз я увидела, как у Джона на глаза навернулись слезы.

Потом двери открылись, и медперсонал принялся за дело. Казалось, все очень спешат, включая женщину по имени Джинна — «специалиста по уходу». Доктор по уходу, как мне скоро предстояло узнать, была тут кем-то вроде авиадиспетчера, отвечала за регулировку движения.

Она провела нас в смотровую. Туда же вошла врач-физиотерапевт, миниатюрная женщина в туфлях без каблука и в такой штуковине вокруг пояса, которая сильно напоминала упряжь, как будто она собралась спуститься на веревке со скалы.

Физиотерапевт бодро прострекотала первый вопрос:

— Когда вам поставили диагноз?

— Сегодня.

— О!

Она проверила силу моих мышц.

— Хорошо, — сказала она. — Как вы себя чувствуете?

— Прекрасно.

— Вам понадобится физиотерапия для поддержания сил. Когда появились первые симптомы?

— Два года назад.

— Прекрасно! До встречи!

Следом вошла пульмонолог, которая заставила меня дуть.

— Очень хорошо! — объявила она. — Дышите вы прекрасно! Мы будем наблюдать за вашим состоянием, когда у вас начнут слабеть мышцы горла и язык.

Полчаса — бамс! — и она ушла, так же как физиотерапевт до нее. Мы с Джоном переглянулись. Мы оторопели и совершенно не понимали, что происходит.

Снова — бамс! — и точно по расписанию в кабинет вошла специалист по речи.

«А, я поняла, — подумала я. — Это осмотр на скорость. А доктор по уходу — надзиратель, ей положено следить, чтобы врачи не выбивались из графика. Господи, — удивилась я про себя, — сколько же на свете людей с такой болезнью?»

— С меня хватит, — сказала я вслух.

Назад Дальше