— Я правда хочу сделать себе татуировку в Нью-Йорке, — сказала Марина.
Только этого не хватало. Черт меня дернул за язык.
— Синий василек на лодыжке.
Она улыбалась, но я видела, что она не шутит.
— Почему, милая?
— Потому что это символ БАС.
Похоже, она не только «ЮТуб» смотрит. И кое-что знает.
Конечно знает. Она же умная девочка. И от жизни ее не спрячешь. Она знает мой диагноз. Мое будущее. Знает, что лекарства от этого нет. И что конец близок.
И она хочет удержать меня, навсегда. Сохранить прямо у себя под кожей.
И она почти уговорила меня. Правда.
Пока не вмешался Джон, этот воплощенный голос разума:
— Никаких татуировок, Сьюзен. Господи! Ей всего четырнадцать.
Поддержка
«Мариотт Маркиз» — громадный отель, прямо на Таймс-сквер. Если есть на свете полная противоположность Черепашьему пляжу с его сапфировыми водами и безлюдным песком, поняла я, то это наверняка Таймс-сквер.
Люди там повсюду, даже на дороге. Хотя на машинах там ездить запрещается.
Над головой вздымаются дома. На каждом этаже — светящиеся буквы высотой в тридцать футов. Здание, с которого сбрасывают новогодний шар, от фундамента до крыши закрыто электронными рекламными щитами. Прямо посреди проезжей части — полицейский участок.
Да, а про живых кукол — персонажей разных мультфильмов, которые клянчат мелочь в обмен на фото с детишками, я говорила?
Главный вход в «Мариотт Маркиз» находится в глубине короткого туннеля, за четырьмя рядами припаркованных такси. Внутри можно увидеть людей, одетых во что угодно — от сари до ковбойских шляп. Целый набор лифтов доставляет постояльцев лобби восьмого этажа, а оттуда — в центральный атриум на сороковом этаже.
Посредине круглые стеклянные лифты то и дело уносят людей наверх. Лифты напоминают пневматические трубы. Помню, мама раньше клала деньги в такие чеки, когда подъезжала к окошку обслуживания в банке. А я получала взамен леденец.
Такие трубы еще показывают в старых фильмах, где есть почта.
Мне они ужасно нравились.
Я не была в Нью-Йорке с 1988 года, когда одно лето работала интерном в ООН. Тогда я жила в комнате без ванной в женском общежитии «Марта Вашингтон», где крысы были величиной с кошку.
Я с удовольствием вспоминаю то лето. Я много работала в ООН. Гуляла по городу. Подружилась с интернами со всего света. Ездила с ними на метро в таинственные, далекие Квинс и Бруклин, где они угощали меня своей национальной едой.
Теперь мне предстояло увидеть совсем другой Нью-Йорк.
Теперь мне предстояло увидеть совсем другой Нью-Йорк. Он не только подрос на два фута — из-за того, что я сидела теперь в инвалидном кресле, — но и сильно изменился, на взгляд матери, чья несовершеннолетняя дочь глазеет на каждую витрину.
Не говоря уже о том, что теперь рядом с нами ковыляла Стефани, еще не вполне оправившаяся после трехчасового перелета из Флориды, который она провела, вцепившись руками в ручки кресла так, что побелели суставы.
По просьбе моего издателя мы прибавили к нашей поездке еще один день. Сначала я была против. Я планировала провести это время с Мариной. Но издатель предложил оплатить нам лишний день в городе и разницу при обмене авиабилетов. Как говорит Марина: «Кто откажется?»
Так что нашим первым делом в городе была встреча с издателем.
Пока я была занята, Марину взяли на прогулку по городу «два голубых папочки», мой агент Питер и его друг. (Шутка «для своих» — на самом деле они самые что ни на есть натуралы, оба женаты.) Перво-наперво они отправились в отель «Плаза» («Уэсли раньше был БЕЗЗ УМА от „Приключений Элоизы в Плазе“», — сообщила им Марина), потом пошли в Сентрал-парк, а оттуда — в японский магазин «Юникло», который Марина нашла слишком странным, чтобы там что-нибудь купить.
Потом у меня было интервью с редактором журнала «Пипл». Милейшая женщина. После этого мы попытались посетить «Серендипити», известное кафе-мороженое. Но там оказались очень крутые ступеньки и полное отсутствие въезда для инвалидных колясок. Я сидела снаружи, наслаждалась солнышком и писала, пока Марина и Стефани лакомились внутри. Кто-то подошел и предложил мне доллар.
Марина и Стефани принесли мне горячий шоколад с мороженым, фирменное блюдо «Серендипити». Я выпила его снаружи, на солнышке. Здорово.
Вернувшись в отель, я отдала Марине свою кредитную карту. Она пошла по магазинам на Таймс-сквер. Да, я позволила Марине пойти по магазином одной в Нью-Йорке. Нельзя же все время пасти своих детей. Надо доверять и им, и миру вокруг.
Только неделю назад Марина и ее друг прыгали с моста в наше местное озеро. Глубина там всего десять футов, но некоторые родители не разрешили своим детям принять участие в этой забаве.
Но кто я такая, чтобы запрещать? Разве я всю мою жизнь не прыгала с мостов? В том числе и буквально, подростком. Вообще-то, я прыгала с того же самого моста.
А еще когда поехала в Венгрию. А потом в Колумбию. И когда вдруг вышла замуж за Джона. И когда открыла письмо от моей кровной матери.
А как же аллигаторы? Ведь реки и озера Флориды кишат аллигаторами, разве нет? Нет, есть только возможность, что они могут там оказаться. Но нельзя же жить в страхе перед возможностями!
Джон и сам слазил в это озеро с год тому назад, когда мы были у Стефани и изо рта у Марины каким-то образом вывалился брекет и упал прямо в воду. Они с Мариной полчаса копались там в прибрежной траве, а уж если осторожный Джон считает, что бродить по озеру пешком безопасно, то с какой стати мне отказывать родной дочери в невинном удовольствии?
(Кстати, брекет они нашли, он зарылся в траву.)
— Осторожнее с картой. — Вот все, что я сказала Марине, прежде чем она выпорхнула в дверь.