— Это неслыханно! Здесь обслуживают только англичан и американцев!
— Их подкупили. Я видел, как Шамбл вчера давал деньги одному из слуг.
— Мы должны заявить протест.
— Я уже заявил.
— Мы снова должны заявить протест. Мы должны устроить демонстрацию.
— Бой! Бой! Бой! — кричали все, но никто не шел.
В пристройке сэр Джоселин Хитчкок надел поверх пижамы плащ и, как кот, юркнул в кусты.
— Не особенно.
— А у меня много. Говорят, это от повышенной кислотности. Мерзкая штука. Воротник все время как в пуху, а надо выглядеть тип-топ. Хорошая внешность — это все.
— Вы не возражаете, если я заберу свою расческу?
— Пожалуйста, старина, мне она больше не нужна… Между нами говоря, чего Шамблу всегда не хватало, так это приличной внешности. С другой стороны, люди всякому журналисту рады, даже Шамблу. А с этим городом что-то неладно. С нашей работой можно быть уверенным только в одном — в народной любви. Трудностей у нас хватает, само собой, зато все нас любят и уважают. Звони людям в любое время, вламывайся к ним в дом, задавай самые идиотские вопросы, когда им вовсе не до тебя, — им это нравится.
Раз ты из газеты, тебе все улыбаются, все рады. А тут я этого не чувствую. Тут все наоборот. Я спрашиваю себя: «Коркер, тебя тут знают? любят? уважают?» И сам себе отвечаю: «Нет».
Раздался стук в дверь, почти не различимый в общем шуме, и вошел Свинти.
— Привет, ребята. Телеграмма Коркеру. Пришла вчера вечером. Извини, что открыта. Ее отдали мне, а я не заметил, кому она.
— Да ну? — сказал Коркер.
— A-а, в ней все равно ничего нет. Шамбл молчит.
Коркер прочитал:
ПРОЕКТ ИЗБЕЖАТЬ КОНФЛИКТА МЕЖДУНАРОДНОЙ ЖАНДАРМЕРИЕЙ ПРОВЕРЬТЕ РЕАКЦИЮ БРЕД.
— Я вижу, они там без новостей совсем дошли. Что такое жандармерия?
— Полиция, попросту говоря, — сказал Свинти.
— Да, пока что идут беспросветные будни. Но все равно, надо что-то делать. Пошли со мной… Может, растрясем кого? — добавил он без особой надежды в голосе.
Миссис Пэр Рассел Джексон сидела в баре.
— Доброе утро, мадам, — сказал Коркер. — Как вы себя сегодня чувствуете?
— Я болю, — просто и с достоинством ответила миссис Джексон. — Вся болю в заду.
— Прессу интересует ваше мнение по некоторым вопросам, миссис Джексон.
— Ничего не знаю. Крышу будут починять скоро. Пресса вы или кто, им все равно.
— Видишь, старина, я же говорю: нам тут не рады. — И, вновь повернувшись к миссис Джексон, он почтительно сказал: — Вы меня не так поняли, миссис Джексон. Мы решились побеспокоить вас в связи с событиями общественной важности. Что думают женщины Эсмаилии о предложении ввести сюда силы международной полиции?
Миссис Джексон вопрос очень не понравился.
— Зачем называешь меня женщиной у меня в доме? И полиции тут никогда не было, только раз, я сама привела, когда один клиент стал ку-ку и повесился.
И она негодующе удалилась в холл, чтобы успокоиться в качалке.
— Пламенная патриотка, — сказал Коркер, — старейшина джексонбургских матрон возмущена предлагаемым проектом, нарушающим святость и неприкосновенность эсмаильского очага… но я к такому обращению не привык.
Они подошли к входной двери и кликнули такси. Во дворе их скопилось с полдюжины. Водители, уютно завернувшись в мокрые одеяла, дремали на передних сиденьях. Гостиничный охранник ткнул одного из них дулом ружья. Мокрый тюк вздрогнул, из него появилось черное лицо, затем ослепительная улыбка. Машина завиляла по грязи.
— Утренний раунд, — сказал Коркер. — Куда сначала?
— Может, на вокзал, узнать о багаже?
— Почему бы и нет? Вокзал! — крикнул он шоферу. — Вокзал, понял? Пуф-пуф.
— Понял, — сказал шофер и с бешеной скоростью помчался сквозь дождь.
Они катили по главной улице Джексонбурга. Посередине пролегала асфальтированная полоса. По обе стороны от полосы тянулись грязные дороги для ослов, людей, скота и верблюдов. В них ломаными линиями вдавались разного рода учреждения: банк из потрескавшегося бетона, греческая продовольственная лавка из дерева и жести, кафе де ля Бурс, библиотека Карнеги, кинематограф и несчетные пепелища — следы пожаров, эпидемия которых охватила город несколько лет назад, когда в нем имела наглость открыться страховая компания.
— Куда тебя несет? — закричал Коркер. — Эй ты, черный болван! Я сказал, вокзал!
Прохвост взглянул на него через плечо и улыбнулся.
— Понял, — сказал он.
Машина съехала с асфальта, развернулась и с риском для трех жизней заскакала по кочкам, лавируя между верблюдами. Шофер крикнул что-то оскорбительное погонщику и вновь вырулил на асфальт.