. Мне опять надо туда… Вдруг меня рвет желчью… Я кричу от уси-лий… Даже мои старухи услышали… Они прибежали, стараются мне помочь. Я снова их выго-няю… В коридоре они опять начинают разглагольствовать. Увидев меня в таком жалком виде, они немного изменили стиль… Меня слегка хвалят… От меня многое зависит… Вдруг все пере-ворачивается… Они увлекаются… Ведь это я зарабатываю деньги… Моя мать получает мало у месье Бизонда, известного бандажиста… этого бы не хватало… В ее возрасте трудно сохранить место. Это я помогаю мадам Витрув и ее племяннице разными хитроумными способами… Они вдруг почувствовали, чем рискуют… Пытаются выкрутиться…
«Он груб!.. сумасброд!.. Но он великодушен…» Это надо признать. Это уж точно. Ведь впереди плата и паек… Не надо слишком поливать его грязью. Они стараются успокоить себя. Моя мать – не какая-нибудь работница… Она повторяет это как молитву… Она лавочница… В нашей семье готовы удавиться ради чести лавки… Мы не какие-нибудь пьяницы-рабочие, у ко-торых полно долгов… Ах! нет. Отнюдь!.. Не надо путать!.. Три жизни – моя, ее и особенно мое-го отца были принесены в жертву. Никто не знает, чего это им стоило… Они выплатили все долги…
Сейчас моя мать изо всех сил старается вернуть смысл нашему существованию… Она вы-нуждена выдумывать… Наши жизни исчезли… наше прошлое тоже… Она постоянно изощряет-ся… пытается все поднять… а потом все снова неизбежно разваливается!..
Она ужасно раздражается, стоит мне закашлять, потому что у моего отца была здоровенная грудная клетка и крепкие легкие… Я не могу больше ее видеть, она мне надоела! Она хочет, чтобы я бредил вместе с ней… Я плохой! Я приношу несчастья! Я в свою очередь тоже хочу из-бавиться от нее… До! ми! ля! ученик ушел… Маэстро развлекается… он весь в «Колыбель-ной»… Хорошо бы пришла Эмили… Она приходит по вечерам убирать у меня… Она почти не разговаривает… Я ее не заметил! Смотри-ка, она уже здесь!.. Она хочет, чтобы я выпил рому… Где-то орут пьяницы…
– Знаете, у него ужасный жар!.. Я очень обеспокоена! – говорит мама еще раз.
– Для больного он очень мил!.. – гнусит Витрувиха в свою очередь…
Мне было так жарко, что я дотащился до окна.
«По направлению к Звезде плывет мой прекрасный корабль… он погружается в темноту… пока не обгонит ее… Его паруса наполнены… Он направляется прямо к Центральной больни-це… Целый город стоит на Мосту, безмолвный… Я узнаю всех умерших… Я даже знаю того, кто за штурвалом… Я на “ты” с лоцманом… Учитель понял… он играет мотив, который нам нужен… “Черный Джо”… В плаваниях… Чтобы лучше почувствовать Время… Ветер… ложь… Если я открою окно, сразу станет холодно… Завтра я пойду и убью месье Бизонда, который дает нам подработать… этого бандажиста в его лавке… Я хочу, чтобы он отправился в путешест-вие… Он никогда не выходит… Мой корабль застрял и болтается над парком Монсо… Он те-перь плывет медленней, чем прошлой ночью… Сейчас он наткнется на статуи… Вот два призрака спускаются на Комеди Франсез… Три огромных облака уносят арки Риволи. За окном завывает сирена… Я толкаю тяжелую раму… Врывается ветер… Моя мать выпучила глаза… Она отчитывает меня… Мне опять будет плохо!.. Витрувиха тоже подгавкивает! Шквал поуче-ний… Я взбунтовался… Я ругаю их… Мой корабль еле тащится. Эти бабы портят всю беско-нечность… он сбивается с курса, позор!.. Он дает крен на левый борт… Нет ничего более граци-озного, чем он, под парусами… Мое сердце следует за ним… Они должны были бы убежать, эти шлюхи, вместе с крысами, которые портят такелаж!.
За окном завывает сирена… Я толкаю тяжелую раму… Врывается ветер… Моя мать выпучила глаза… Она отчитывает меня… Мне опять будет плохо!.. Витрувиха тоже подгавкивает! Шквал поуче-ний… Я взбунтовался… Я ругаю их… Мой корабль еле тащится. Эти бабы портят всю беско-нечность… он сбивается с курса, позор!.. Он дает крен на левый борт… Нет ничего более граци-озного, чем он, под парусами… Мое сердце следует за ним… Они должны были бы убежать, эти шлюхи, вместе с крысами, которые портят такелаж!.. Никогда он не сможет пришвартоваться, так крепко затянуты его фалы!.. Надо бы ослабить… Я выкрикиваю все это над крышами… А потом моя конура утонет!.. Я оплатил ее до конца! Все оплатил! до единого су! Всем своим дерьмовым существованием!.. Я обоссался в своей пижаме! Все промокло насквозь… Ужасно плохо! Сейчас я буду над Бастилией. „Ах! Если бы здесь был твой отец!..“ Я слышу эти слова… Они меня бесят! Она еще здесь! Я поворачиваюсь. Я обзываю своего отца падалью!.. Я надса-живаюсь от крика!.. „Не было большей сволочи во всей вселенной от Дюфайеля до Каприкорна!..“ Сначала она остолбенела! Застыла! Стоит в оцепенении… Потом приходит в себя. Она обращается ко мне как к пустому месту. Я не знаю, куда деваться. Она плачет горючими слезами. Закутывается в шаль скорби. Становится на колени. Снова поднимается. Тычет в меня зонтиком.
Она бьет меня большим зонтом прямо по голове. Ручка трещит у нее в руке. Она заливает-ся слезами. Витрувиха бросается между нами. «Она бы предпочла никогда меня больше не ви-деть!..» Вот как она ко мне относится! Она сотрясает всю комнату. Ее воспоминания и куча не-приятностей – это все, что оставил мой отец… Ею владеют воспоминания! Чем дальше его смерть, тем больше она его любит! Как собака, которая не может забыть… Но я-то не намерен! Я не смирюсь, пока не сдохну! Я повторяю ей, что он был ханжа, лицемер, грубиян и неудачник во всем! Она снова бросается в бой. Она даст убить себя за своего Огюста. Я отлуплю ее. Черт побери!.. Я ведь болен малярией. Она оскорбляет меня, она закусила удила, забыла о моем состоянии. Тогда я наклоняюсь, в ярости задираю ей юбку. Я вижу там ее иссохшиеся икры, тощие, как палки, обвислый зад, все это смердит!.. Я это видел когда-то давно… Меня сильно рвет…
– Ты сумасшедший, Фердинанд! – она отступает… Подпрыгивает!.. Удирает! – Ты сума-сшедший! – снова орет она на лестнице.
Я спотыкаюсь. Падаю на пол. Я слышу, как она ковыляет вниз. Окно осталось распахну-тым… Я думаю об Огюсте, он тоже любил корабли. В сущности, он был художником… Ему не повезло. Время от времени он рисовал шторм на моей грифельной доске…
Служанка осталась стоять у кровати… Я сказал ей: «Ложись туда одетая… Мы путешест-вуем… Мой корабль потерял все фонари на причале в Лионе… Я передам Капитану, чтобы он вернулся на причал Араго, когда поднимут гильотины… Причал Утра…»
Эмили хихикает… Она не понимает шуток… «Завтра! – сказала она… – Завтра!..» Она по-шла за своим мальчуганом.
Теперь я действительно один!
Я вижу тысячи и тысячи лодочек на левом берегу… В каждой маленький сморщенный мертвец под парусом… и его история… вся его маленькая ложь… она поможет ему поймать ве-тер…
* * *
Я могу говорить о прошлом веке, я еще застал его… Он ушел по дороге из Орли… Шуази-ле-Руа… Там, в Рюнжи, жила тетка Армида, моя прабабка.
Она рассказывала о многом, чего уже никто не помнил. Осенью выбирали воскресенье, чтобы навестить ее до наступления самых суровых месяцев. Чтобы потом снова заехать лишь зимой и удивиться, что она еще жива…
Старые воспоминания неотвязны… они хрупки, непрочны… Я точно помню, что мы сади-лись у Шатлэ на омнибус, запряженный лошадьми… Мы с кузенами залезали на скамейки импе-риала.