Уже на следующий день на нас обрушились кредиторы. Они не покидали Пассаж, скоты!.. Доставали отца даже в конторе «Коксинель». Какой позор! Мой отец был вне себя… Он снова начал скандалить…
– Что за шайка! Что за отродье!.. Что за грязная сволочь вся эта семейка! Ни минуты спо-койствия! Меня достают даже на работе!.. Мои братья ведут себя, как каторжники! Моя сестра торгует своей задницей в России! Мой сын уже насквозь испорчен! Как я влип! Как мне везет!..
Моя мать не находила, что сказать… Она больше не пыталась спорить… Он этим пользо-вался…
Кредиторы хорошо понимали, что отец дорожит честью семьи… Они не отпускали его ни на шаг. Они не вылезали из нашей лавки… Нам и так уже не хватало на еду… Если бы мы за-платили долги, то и вовсе бы сдохли…
«Мы поедем к нему в следующее воскресенье!.. – решил тогда мой отец. – Я поговорю с ним как мужчина с мужчиной!..»
Мы выехали пораньше, для большей уверенности, что застанем его еще трезвым… Сперва мы заблудились… Наконец нашли дорогу… Я ожидал увидеть дядю Артура поникшим, раскаи-вающимся, трясущимся от страха: где-то в углу пещеры, затравленным тремястами жандармов, гложущим засохших крыс… Словом, то, что я видел в «Занимательных картинках» при описа-нии беглых рабов… Но дядя Артур… оказался совсем другим… Мы нашли его уже за столом бистро «Прекрасная Адель». Он устроил нам праздник под сенью деревьев… И пил он отнюдь не уксус, а хорошее сухое, причем в кредит!.. Маленький стаканчик розового мюскаде… Луч-ших сортов… Он был в отличной форме… Никогда он не чувствовал себя лучше… Он развлекал всех соседей. Его находили неподражаемым… Приходили специально, чтобы его послушать… Никогда еще в «Прекрасной Адели» не было столько посетителей… Все стулья были заняты, даже на ступеньках сидели люди… Все мелкие собственники из Жювизи… в панамах… и все рыбаки в сабо заходили в «Прекрасную Адель» выпить аперитив и поглядеть на дядю Артура. Никогда они столько не смеялись.
Развлечения были на любой вкус! Любые игры! Любые аттракционы! Разговоры!.. Голо-воломки!.. Под деревьями!.. Для дам… Дядя Артур был само воодушевление… всеобщий лю-бимчик… Он суетился, лез повсюду… При этом не снимал с головы свой коричневый артисти-ческий берет. Даже сейчас, в разгар лета. И пот тек с него ручьями… Он ничуть не изменился… Остроносые башмаки, бархатные штаны… огромный галстук в форме салатного листа…
У него была слабость к служанкам, и он нашел себе уже трех… Они были так счастливы служить ему и любить его… Он не хотел, чтобы ему напоминали о нищете на улице Вожирар… Это уже в прошлом!.. Он не дал даже закончить моему отцу… К чему вспоминать всякие глупо-сти… Расцеловал нас всех по очереди… Он был очень рад нас видеть…
«Артур! Послушай меня хоть немного!.. Твои кредиторы осаждают наши двери!.. с утра до вечера!.. Они не дают нам покоя!.. Ты слышишь?» Артур одним жестом отмел все эти жалкие воспоминания. А мой отец выглядел как несчастный упрямый болван… В общем, он уже вызы-вал жалость! «Идите же все сюда!.. Иди, Огюст! Ты расскажешь потом! Я покажу вам самый за-мечательный вид в этой местности!.. Сен-Жермен ничто в сравнении с этим… Сперва тропинка вверх… потом налево, а там под зеленым сводом… моя мастерская!..»
Так он называл свою хижину… Она действительно была очень славная. Оттуда открывался вид на зеленую долину… Сена до Вильнев-Сен-Жорж, а с другой стороны леса Сенар. Нельзя было и представить себе ничего лучше. Ему повезло. Он не платил за жилье ни полушки. Само собой разумеется, он охранял пруд владельца…
Пруд заполнялся лишь зимой, летом он пересыхал.
Оттуда открывался вид на зеленую долину… Сена до Вильнев-Сен-Жорж, а с другой стороны леса Сенар. Нельзя было и представить себе ничего лучше. Ему повезло. Он не платил за жилье ни полушки. Само собой разумеется, он охранял пруд владельца…
Пруд заполнялся лишь зимой, летом он пересыхал. Дядю здесь часто навещали дамы. От служанок отбою не было. Еды тоже хватало, причем с избытком!.. Мускат, такой же, как в де-ревне, колбаса, артишоки и сливочные сырки… Конечно, все в полном беспорядке! Моя мать обожала такие сырки… Он совсем не был несчастен… Рассказывал о заказах, которые полу-чил… Вывески для бистро, бакалейных лавок, булочных… «Другим польза, а мне удоволь-ствие!» Это был его девиз… На стенах висело множество эскизов: «Фаршированная щука» – дохлая ядовито-красно-голубая рыба… «Прекрасная купальщица», – срисованная с одной его подружки-прачки, – огромные сиськи и невиннейшее выражение лица… За будущее можно бы-ло не беспокоиться. Живи и наслаждайся.
Прежде чем возвратиться в деревню, он все рассовал в три или четыре кувшина, всю жратву, как обычно прячут сокровища перед тем, как их зарыть… Он не хотел оставлять даже объедки. Остерегался случайных прохожих. На дверях он написал мелом: «Скоро вернусь».
Мы направились к шлюзу, где у него были знакомые моряки. Долго тащились по крутым тропинкам, мать ковыляла сзади. Когда дошли, ей стало плохо, она села на тумбу. Мы смотрели на буксиры, на парусные шлюпки, двигающиеся в шлюзах, такие беззащитные, такие хрупкие, как стекло рядом со стеной… Они не решаются нигде причалить.
Опухший смотритель шлюзов три раза сплюнул табак, засучил рукава и с хрипом вскараб-кался на свою махину… Поворотная дверь задрожала, заскрипела и медленно пришла в движе-ние… Забурлили водовороты… Створки дрогнули и подались… «Артемида» издала длинный гудок… двинулась вперед…
И вот Вильнев-Сен-Жорж… Серая лента Иветт… потом холмы… Внизу деревня… равни-на… все усиливающийся ветерок… налетает на реку… раскачивает судно… Непрекращающийся плеск… Ветви хлещут по воде… С берега… Отовсюду… Долги уже забыты… О них даже не вспоминают… Воздух опьяняет нас… Никто больше не ругается с дядей Артуром… Он предлагает прокатиться на тот берег. Моя мать не соглашается сесть в лодку… Тогда он забирается в ялик один. Сейчас он покажет нам, на что он способен. Он гребет против течения. Мой отец оживляется, засыпает его советами, призывает к осторожности. Даже моя бедная мать встрепенулась. Опасаясь, как бы не случилось чего-нибудь ужасного, она хромает за нами по берегу реки.
Дядя Артур мешает рыбакам, которые, сидя на своих скамеечках, подбрасывают корм в воду… Те осыпают его бранью… Он застревает в кувшинках… Но сейчас все будет в порядке… Он дышит, как трое атлетов. Поворачивает, попадает в узкий проход, теперь ему нужно срочно выруливать, отступать к карьерам от огромного колесного парохода. Тот заявляет о себе издале-ка. «Цветок Карьеров» движется не спеша, с оглушительным грохотом… Он почти задевает дно реки… Поднимает все… тину, щук и тела утопленников… Забрызгивает грязью и распахивает оба берега… Повсюду, где он проходит, хаос и разрушение… Флотилия лодок раскачивается, натыкается на вехи… Шлюз почти затоплен… Для судов это губительно! «Цветок Карьеров» появляется из-за моста. Он раскачивается из стороны в сторону всем корпусом, всеми своими причиндалами, адскими механизмами. За ним тащится по меньшей мере двадцать барок, наби-тых мелким углем… Не самое удачное время для прогулок!.. Мой дядя хватается за пеньковый трос… У него уже нет времени, чтобы добраться до берега… Ялик поднимается на волнах.