Он белый как полотно.
– Через день другой отойдет. Должно быть, гульнул. По его виду я полагаю, он не одной красотке помог отложить деньжат на почтенную старость.
Миссис Мейсон сидела у туалетного столика в китайском жакете, отороченном белым мехом, и старательно подводила карандашом брови, но при этих
словах мужа резко обернулась.
– Ты что хочешь этим сказать, Лесли? Не хочешь же ты сказать, что он развлекался с этими мерзкими француженками?
– Ну оставь, Винития. Для чего, по твоему, он поехал в Париж?
– Посмотреть картины, повидать Саймона, ну, и просто съездить во Францию. Он же еще мальчишка.
– Не говори глупости, Винития. Ему двадцать три года. Надеюсь, ты не думаешь, что он девственник?
– Все мужчины омерзительны, вот что я думаю.
Голос ее сорвался, и, видя, что она не на шутку огорчилась, Лесли с нежностью потрепал ее по плечу.
– Милая, ты же не хочешь, чтобы твой единственный сын был евнухом, правда?
Миссис Мейсон и сама не знала, смеяться ей или плакать.
– Да нет, наверно, не хочу,– хихикнула она.
Полчаса спустя Чарли, не в самом парадном смокинге, с особым удовольствием, сел за стол в стиле чиппендейл с отцом в бархатном пиджаке, с матерью
в свободного покроя розовато лиловом шелковом платье и с Пэтси, как и положено девице, в розовом шифоне. Георгианское серебро, затененные свечи,
кружевные салфеточки, купленные Винитией Мейсон во Флоренции, хрусталь – все было красиво, но главное, так знакомо. Картины на стенах, каждая со
своей подсветкой, были вполне хорошие; и две горничные в аккуратной коричневой форме прибавляли еще один штрих. Все рождало ощущение
защищенности, приятную уверенность, что внешний мир отсюда далек. Простая добротная пища рассчитана на здоровый аппетит, от нее не потолстеешь. В
камине электрический костер с успехом изображает горящие поленья. Лесли Мейсон взглянул на меню.
– Вижу, ради возвращения блудного сына мы закололи жирного тельца,– сказал он, лукаво посмотрев на жену.
– Ты хорошо ел в Париже, Чарли? – спросила миссис Мейсон.
– Вполне. Я, знаете ли, не ходил по шикарным ресторанам. Мы обычно ели в ресторанчиках и в кафе Латинского квартала.
– А кто же это «мы»?
Чарли на миг замялся, покраснел.
– Да я обедал с Саймоном.
Был такой случай. Своим ответом он скрыл правду, но и не соврал. Миссис Мейсон перехватила многозначительный взгляд мужа, но не обратила на него
внимания; с нежной любовью она все смотрела на сына, а тот, слишком бесхитростный, и не подозревал, что родители пытаются проникнуть ему в душу,
разгадать тайны, которые он, быть может, там хранит.
– А картины какие нибудь ты видел? – ласково поинтересовалась мать.
– Я был в Лувре. Мне очень понравился Шарден.
– Да что ты? – отозвался Лесли Мейсон. – По правде сказать, на меня он не производил особого впечатления. Мне он всегда казался скучным. – Глаза
весело блеснули, и он сострил: – Между нами говоря, Шардену я предпочитаю Шарве. Он, по крайней мере, современен.
– Твой отец просто невозможен, – снисходительно улыбнулась миссис Мейсон. – Шарден очень добросовестный художник, один из мастеров восемнадцатого
столетия, но, разумеется, не из великих.
Однако им, в сущности, куда больше хотелось рассказать, как провели время они сами, чем слушать рассказы Чарли. Праздник у кузена Уилфрида удался
на славу, и они вернулись домой такие усталые, даже не успели поужинать, сразу легли. По этому видно, как они веселились.
– Пэтси сделали предложение, – сказал Лесли Мейсон.
– Интересно, правда? – воскликнула Пэтси.
– Интересно, правда? – воскликнула Пэтси. – К сожалению, бедняжке всего шестнадцать лет, ну я ему и сказала, что хоть я и дурная женщина, но еще
не пала так низко, чтобы похищать младенцев из колыбели, и целомудренно поцеловала его в лоб и пообещала быть ему сестрой.
Пэтси продолжала болтать, Чарли с улыбкой ее слушал, а миссис Мейсон воспользовалась случаем повнимательней к нему присмотреться. Он и вправду
очень хорош собой, а бледность ему к лицу. Со странным чувством думала она о том, как он, должно быть, нравился этим ужасным парижанкам; наверно,
побывал в каком нибудь их мерзком заведении; как он, должно быть, всех очаровал, такой молодой, чистый, обаятельный, рядом с толстыми, лысыми,
гадкими стариками, к которым там привыкли! Интересно, что за девушка его привлекла, была бы хоть молоденькая и хорошенькая, говорят, мужчин
привлекают женщины, похожие на их матерей. Уж наверно Чарли восхитительный любовник; она невольно гордилась им; как же иначе, ведь он се сын, она
носила его под сердцем. Милый. До чего он бледный и усталый. Странные мысли бродили в голове миссис Мейсон, этими мыслями она не поделилась бы ни
с кем на свете: она грустила и слегка ревновала, да, ревновала к девушкам, с которыми он спал, но ощущала и гордость, да еще какую, ведь он
сильный, красивый, настоящий мужчина.
Лесли прервал пустую болтовню Пэтси и мысли жены:
– Откроем ему наш замечательный секрет, Винития?
– Конечно.
– Только смотри, Чарли, никому ни слова. Это придумал кузен Уилфрид. Партии необходимо подыскать теплое местечко для одного из бывших
губернаторов Индии, и Уилфрид решил уступить ему свое место, а в знак признательности его сделают пэром. Что ты на это скажешь?
– Великолепно.
– Он, конечно, притворяется, что его это мало трогает, а сам рад радешенек. И знаешь, это и всем нам приятно. Ведь когда в семье есть пэр, это
поднимает ее в глазах общества. Занимаешь более высокое положение. А только подумать, с чего мы начинали…
– Довольно, Лесли,– миссис Мейсон показала глазами на служанок,– незачем нам в это углубляться.– И когда после ее слов девушки вышли из столовой,
прибавила: – У твоего отца была страсть рассказывать всем и каждому о своем происхождении. По моему, пришло время понять: что было, то прошло. Не
беда помянуть об этом среди людей нашего крута, на их взгляд, есть особый шик в том, что дед был садовником, а бабка кухаркой, но слугам об этом
говорить незачем. Они только станут думать, будто мы им ровня.
– Я своего происхождения не стыжусь. В конце концов, самые прославленные английские роды начинали так же скромно, как мы. А мы разбогатели
меньше, чем за сто лет.
Миссис Мейсон и Пэтси встали из за стола, а Чарли остался с отцом выпить бокал портвейна. Лесли Мейсон рассказал ему, какой разгорелся спор в
связи с тем, что кузен Уилфрид получит титул. Не так то легко найти подходящее имя, какого нет больше ни у кого, так или иначе связанное с именем
Уилфрида, и притом благозвучное.
– Я думаю, пора присоединиться к дамам,– сказал он, когда тема была исчерпана.– Перед сном мама, наверно, захочет сыграть роббер.
Но, уже выходя из столовой, приостановился, положил руку на плечо сыну.
– У тебя утомленный вид, дружок. Ты, я полагаю, кутнул в Париже. Что ж, дело молодое, этого следовало ожидать.– Он вдруг сконфузился.– Ну, да это
не мое дело, есть вещи, в которые отцу с сыном вдаваться незачем. Но и в самых добропорядочных семьях случается всякое, и я что хочу сказать,
если почувствуешь неладное, не смущайся, а сразу же обратись к доктору.