И благочестивая католичка.
— Ты веришь в то, что ей явилась пресвятая дева?
— Теперь, — да, но сомневался до вчерашнего дня, пока она не повторила мне истинные слова девы Марии. Я сразу же понял, кто должен излечить
ее, и побежал в монастырь, чтобы оградить тебя от скандала. Но твой секретарь указал мне на дверь.
Епископ вздохнул:
— Он заботился о моем благе. Но в разговоре со мной девушка сказала, что пресвятая дева назвала меня.
— Для ребенка, который чуть ли не каждый день слышал о твоей святости, это естественная ошибка. На самом деле святая дева сказала, что ее
излечит тот из сыновей дона Хуана, кто лучше всех служил богу.
— Это мне уже говорили.
— И ты не понял, кого имела в виду дева Мария? Это же ясно, как божий день. Епископ побледнел:
— Моего брата Мартина?
На лбу епископа выступили крупные капли пота. Он дрожал, как осиновый лист.
— Пекаря, — кивнул Доминго.
— Это невозможно. Он, без сомнения, хороший человек, но в нем нет ничего святого.
— Почему же невозможно? Только из-за того, что он не получил образования? Но одна из загадок нашей веры состоит в том, что бог, дав человеку
разум и тем самым вознеся его над прочими тварями, никогда, если верить святому писанию, не придавал особого значения развитию умственных
способностей. Твой брат добр и скромен. Жене он верный муж, детям — любящий отец. Он чтит родителей. Он кормит их, когда они голодны, и ухаживает
за ними во время болезни. Он покорно сносит презрение отца, вызванное тем, что он, рожденный дворянином, в силу обстоятельств занялся делом,
унизившим его в глазах дураков. Как отец наш, Адам, он добывает хлеб насущный в поте лица своего и гордится тем, что его хлеб — лучший в городе.
Радости жизни он принимает с благодарностью, печали — со смирением. Он помогает нуждающимся. С ним приятно вести беседу, а с его лица никогда не
сходит улыбка. Пути господни неисповедимы, и вполне вероятно, что пекарь Мартин, в его трудолюбии и простоте, добрый и веселый, служил ему лучше,
чем ты, искавший спасение души в молитве и покаянии, или твой брат Мануэль, гордящийся тем, что убивал женщин и детей и превращал в руины
цветущие города.
Епископ провел рукой по лбу. Его лицо исказила гримаса душевной боли.
— Ты слишком хорошо знаешь меня, Доминго, чтобы подумать, что я решился на эту попытку, не заглянув в свое сердце. Я понимал, что недостоин
такой чести, и моя душа была в смятении, но я принял божественное предзнаменование, выказанное мне, как сигнал к действию. Я решил, что именно
меня господь бог выбрал исполнителем своей воли. И ошибся. А теперь мой брат Мануэль хочет излечить девушку.
— Еще с детства он больше отличался силой, чем глубиной ума.
— Он так же упрям, как и глуп. Знать Кастель Родригеса поощряет его, чтобы после неудачи вдоволь посмеяться над ним. Он получил согласие
протоиерея и приора этого монастыря.
— Любой ценой ты должен остановить его.
— Я не в силах этого сделать.
— Если твой брат будет упорствовать в собственной глупости, он попытается свалить вину за неудачу на несчастного ребенка. И люди его
поддержат. Они не пожалеют ее. Во имя нашей дружбы я умоляю тебя защитить Каталину от его злобы и слепой ненависти толпы.
— Крестом, на котором распяли нашего господа, я клянусь, что отдам жизнь, но спасу ребенка.
— Крестом, на котором распяли нашего господа, я клянусь, что отдам жизнь, но спасу ребенка. Доминго встал:
— Благодарю тебя от всего сердца. Прощай, мой друг. Мы идем разными путями и вряд ли встретимся вновь. Прощай навсегда.
— Прощай. О, Доминго, как я несчастен. Молись за меня, молись каждый день, чтобы господь бог в доброте своей избавил меня от тяжелого бремени
этой жизни.
И так печален был его вид, что старый пьяница, охваченный состраданием, неожиданно обнял епископа и расцеловал в обе щеки. Грешник прижал
святого к груди и быстро ушел.
18
Странные события случились той ночью. Полная луна, сияя неистовой белизной, величественно плыла по безоблачному небу, густой синевой
напоминающему плащ пресвятой девы, в котором та явилась Каталине. Жители Кастель Родригеса спали. И тут тишину ночи прорезал громовой звон
колоколов, способный разбудить и мертвого. Проснулся весь город. Одни бросились к окнам, другие полураздетые выскочили на улицы. Звон колоколов в
столь неурочный час обычно означал, что где-то занялся пожар, и женщины начали вязать вещи в узлы, потому что никто не мог предсказать, как
далеко распространится огонь, и каждый стремился спасти самое ценное до того, как сгорит его дом. Некоторые выкидывали через окна перины, кое-кто
вытаскивал мебель.
Толпа запрудила улицы и потекла к центральной площади, гордости Кастель Родригеса. Все спрашивали друг друга, в какой части города бушует
огонь. Мужчины ругались, женщины заламывали руки. Они метались взад-вперед в поисках горящих домов. Они смотрели на небо, чтобы по всполохам
определить место пожара. Но ничего не видели. На площади сошлись люди изо всех кварталов города, и нигде ничего не горело. Затем, словно
пронесшийся ветер, их захватила мысль о том, что какие-то не в меру разыгравшиеся юнцы решили колокольным звоном вытащить всех из постели и
напугать до полусмерти. Разъяренные мужчины полезли на колокольню, чтобы задать им хорошую трепку. Там их ждало удивительное зрелище. Веревки без
всякого человеческого участия дергались вверх и вниз. На мгновение они застыли в изумлении, а затем с факелами и фонарями двинулись к крутым
ступенькам, ведущим в звонницы. Достигнув площадки, где висели колокола, они замерли, оглушенные их звоном. Колокола качались из стороны в
сторону, и языки гулко били в их бронзовые бока. Казалось, колокола сошли с ума. Они звонили сами по себе.
В ужасе мужчины посыпались вниз по ступенькам, будто за ними гнался дьявол. Выбежали на улицы и, отчаянно жестикулируя, начали рассказывать о
том, что видели.
Это было чудо. В колокольне звонил сам господь бог, и никто не знал, принесет ли этот звон радость или горе. Многие падали на колени и громко
молились. Грешники каялись, страшась божьего гнева, священники распахнули двери церквей, и горожане заполнили их до отказа, умоляя всевышнего
смиловаться над своими созданиями. И очень нескоро, в молчании и тревоге, разошлись они по домам.
19
Трудно сказать, кому первому пришла в голову эта мысль, но очень скоро весь Кастель Родригес знал, что ночное происшествие имеет прямое
отношение к явлению пресвятой девы Каталине Перес. Горожане говорили об этом на улицах, священнослужители — в церквах, аристократы — во дворцах.
Монахи и монахини, захваченные водоворотом странных событий, не могли молиться.
И вскоре ни у кого не осталось сомнений в истинном значении таинственных слов девы Марии.