Первый раз в жизни гулящую девицу столь близко вижу, а
конечно, скверно думаю про них.
Татьяна смеётся.
-- Гляди-ка, Петровна, покраснел он!
А меня уже и зло берёт: вот так попал! Прямо с покаяния да в окаянное! Говорю девушке:
-- Разве этаким делом хвастаются?
Она дерзко отвечает:
-- Я вот -- хвастаюсь!
Старуха опять сопит:
-- Эх ты, Татьяна, Татьяна!
А я -- не знаю, что сказать и как уйти от них, -- на ум не идёт! Сижу молчу. Ветер в окна постукивает, самовар пищит, а Татьяна уж и
дразнит меня:
-- Ой, жарко мне!
И кофту свою у ворота расстегнула. Лицо у неё хорошее, и хоть глаза дерзкие -- привлекают они меня. Подала старуха вина на стол, простого
бутылку да наливки.
"Вот, думаю, выпью я рюмку, денег дам и -- уйду!"
Татьяна бойко спрашивает:
-- О чём тоскуешь?
Не успел я удержаться и ответил:
-- Жена померла.
Тогда, уже тихонько, спросила она:
-- Давно ли?
-- Пять недель только.
Застегнула девица кофточку свою и вся как-то подобралась. Очень это понравилось мне; взглянул в лицо ей молча, а про себя говорю: спасибо!
Как ни тяжело было мне, а ведь молод я, и уже привычка к женщине есть, -- два года в супружестве жил. Старуха, задыхаясь, говорит:
-- Жена умерла -- ничего! Ты молодой, а от нашей сестры все улицы пестры.
Тогда Татьяна строго приказала ей:
-- Иди-ка ты, Петровна, ложись да и спи! Я сама провожу гостя и ворота запру. -- А когда старуха ушла, спрашивает меня серьёзно и ласково:
-- Родные есть у вас?
-- Никого нет.
-- А товарищи?
-- И товарищей нет.
-- Что же вы хотите делать?
-- А не знаю.
Подумала, встала.
-- Вот что, -- говорит, -- видно, что вы очень расстроены душой, и одному вам идти не советую. Вы на первое слово ко мне зашли, этак-то
можно туда попасть, что не выдерешься: здесь ведь город! Ночуйте-ка у меня, вот постель, ложитесь с богом! Коли даром неловко вам, заплатите
Петровне, сколько не жаль. А коли я вам тяжела, скажите не стесняясь -- я уйду...
Понравилась мне и речь её и глаза, и не сдержал я некоей странной радости, усмехнулся, да и говорю:
-- Эх, протопоп!
Удивилась Татьяна:
-- Какой протопоп?
Совсем беда мне -- опять сконфузился.
-- Это, -- мол, -- поговорка у меня такая... То есть -- не поговорка, а во сне иногда протопопа я вижу...
-- Ну, -- говорит, -- прощайте!
-- Нет уж, -- мол, -- пожалуйста, не уходите вы, посидите, если вам не трудно, со мной!
Села, улыбается.
-- Это, -- мол, -- поговорка у меня такая... То есть -- не поговорка, а во сне иногда протопопа я вижу...
-- Ну, -- говорит, -- прощайте!
-- Нет уж, -- мол, -- пожалуйста, не уходите вы, посидите, если вам не трудно, со мной!
Села, улыбается.
-- Очень рада; какой же труд?
Просит меня выпить наливки или чаю, спрашивает, не хочу ли есть. У меня после её серьёзной ласки слёзы на глазах, радо моё сердце, как
ранняя птица весеннему солнцу.
-- За прямое слово -- простите, -- говорю, -- но хочется мне знать: правду ль вы сказали про себя, или так подразнить хотелось вам меня?
Нахмурила она брови, отвечает:
-- Верно. Я -- из таких. А что?
-- Первый раз в жизни вижу такую девицу -- совестно мне.
-- Чего же вам совеститься? Я ведь не голая сижу!
И тихонько, ласково смеётся.
-- Мне, -- мол, -- не за вас совестно, за себя, за глупость мою!
Рассказал ей без утайки мои мысли насчёт гулящих девиц.
Слушает она внимательно, спокойно.
-- Между нами, -- говорит, -- разные есть, найдутся и хуже ваших слов. Уж очень вы легко людям верите!
Странно мне помириться с тем, что такая девица -- продажная. Снова спрашиваю её:
-- Что же вы это -- по нужде?
-- Сначала, -- говорит, -- один красавец обманул, я же назло ему другого завела, да так и заигралась... А теперь, иногда, и из-за хлеба
приходится мужчину принять.
Говорит просто, и жалости к себе не слышно в её словах.
-- А в церковь ходите?
Тут она вздрогнула, зарделась вся.
-- В церковь, -- говорит, -- дорога никому не заказана.
Понимаю, что задел я её, и скорей говорю:
-- Вы не так меня поняли! Я евангелие знаю и Марию Магдалину помню и грешницу, которой фарисеи искушали Христа. Я спросить вас хотел, не
имеете ли вы обиды на бога за жизнь свою, нет ли сомнения в доброте его?
Она наморщила бровки, подумала и удивлённо спрашивает:
-- Не вижу я, при чём тут бог?
-- Как же, -- мол, -- он наш пастырь и отец, в его властной руке судьба человеческая!
А она говорит:
-- Да ведь я людям зла не делаю, в чём же я виновата? А от того, что я себя нечисто держу, -- кому горе? Только мне!
Чувствую -- говорит она что-то добротное, сердечное, понять не могу.
-- За свои грехи -- я ответчица! -- говорит она, наклонясь ко мне, и вся улыбается. -- Да не кажется мне велик грех-то мой... Может, это и
нехорошо говорю я, а -- правду! В церковь я люблю ходить; она у нас недавно построена, светлая такая, очень милая! Певчие замечательно поют.
Иногда так тронут сердце, что даже заплачешь. В церкви отдыхаешь душой от всякой суеты...
Помолчала и добавила:
-- Конечно, и другой интерес есть -- мужчины видят.