Если вы считаете: нет – ваше право. Я и сама не считаю, что сделала что-то особенное. Просто я рассказала то, что хотела рассказать».
«Спасибо за ответ. Просто моя жена – ваша поклонница. И я немного устал оттого, что дома разговоры только про вас».
Сан Саныч развалился на стуле, вытянув вперед длинные ноги в белых кроссовках.
«А вы не собираетесь снимать кино?»
«Не знаю Пока я об этом не думала».
«Вы пишете стихи?»
«В детстве писала, сейчас – нет».
«А я пишу. Что мне с ними сделать?»
«Отправьте их в издательство. Адрес есть на сайте. Удачи вам!»
«Вы считаете себя красивой?»
«Хи-хи. Конечно. Самой красивой».
«А вам не кажется, что ваше лицо похоже на тыкву?»
Сан Саныч сделал из ладони пистолетик и выстрелил в экран указательным пальцем.
«А вы что, не любите тыкву?»
«Я вообще не люблю овощи».
– Ничего не диктуй! – громко сказал Сан Саныч и повернулся к администратору конференции. – Служба безопасности. В интересах нашей подопечной на эти вопросы буду отвечать я сам.
Администратор – пожилая женщина, не то чтобы равнодушная, но явно уставшая – вскинула на меня глаза.
Я кивнула.
«Давно это у вас?» – набивает на компьютере Сан Саныч.
Ответ приходит с небольшой паузой.
«Не так давно».
«Вам было бы интересно поговорить со мной? Встретиться?»
У Сан Саныча такое же лицо, как у моего папы, когда он играет в шахматы.
Ответа не последовало.
«Здравствуйте, мне 17 лет. Я закончила школу. Я бы очень хотела жить на Рублевке. Что вы мне посоветуете?»
– Он меня вычислил, – сказал Сан Саныч. – Возможно, мы имеем дело с профессионалом.
– Это ужас-ужас? Или просто ужас? – спросила я.
Сан Саныч улыбнулся, достал телефон.
– Хотя, может быть, он просто очень осторожен… Алло? Петь? Был контакт. Срочно вычисли терминал, с которого вышли на связь… Уже? Отлично… да… да… понял.
– Техника, мамаша. – Сан Саныч улыбнулся администраторше. Ей не очень понравилось слово «мамаша». – Интернет-кафе на Красносельской. Это удача! Во многих подобных заведениях установлены камеры видеонаблюдения. В рамках программы борьбы с терроризмом. Я с вами прощаюсь, мамочки.
«Я очень люблю ваши книги. И вы тоже мне очень нравитесь. Скажите, пожалуйста, а как бы мне познакомиться с богатым и умным мужчиной? Спасибо».
«Снежная Королева» отказалась от своего предложения.
– Почему? – не поняла я.
– Не знаю. С Орбакайте подписали.
– Не может быть! Ты уверена? Они, наверное, просто выпендриваются.
Я села в машину. У меня была назначена встреча с психологом Сан Саныча.
– Дорогая моя, я думаю, это ты выпендривалась. Слишком уж. А они сейчас крутые, у их такой бюджет!
– Бред какой-то! Ничего нельзя сделать?
– Я позвоню девчонкам в «Баркстел», поговорю.
– Что это?
– Агентство. Одно из самых продвинутых. «Снежная Королева» – их клиент.
– Поговори. Что за бред? Какая Орбакайте? У меня и так неприятностей хватает.
– Ладно, не волнуйся. Кстати, тему колонки оставили на следующий месяц. Так что ты уж их не подведи. А то, я думаю, они договор расторгнут.
– Ой, ну и пошли они».
Ей нравилось подмигивать мне одним глазом. Правым.
Правым.
И про фобии. Фобии делятся на простые, социальные и агорафобии.
Сказала это и подмигнула.
Я провела в ее кабинете два часа и вышла оттуда значительно спокойнее.
Я поняла, что не страдаю пениафобией – боязнью обнищания, но с детства подвержена педалофобии – боюсь стать лысой.
Когда я была маленькая, мама стригла меня как мальчика. Коротко. И меня называли мальчиком в автобусе.
А в младенчестве меня вообще побрили. Это самая нелюбимая моя фотография.
На ощупь лысые черепа похожи на животики лягушек.
Телефон почти что проквакал.
– Алло. – «Алло» явно из третьей группы. Сан Саныч.
– Мистика какая-то!
– Что случилось?
– К тому моменту, как мы подъехали к интернет-кафе, их затопила квартира сверху.
– И что?
– Как что? Записи пропали, аппаратура испорчена! Можно матом ругаться?
Тогда получается, что я просто лягушек не люблю. А это уже не педалофобия. А самая настоящая батрахофобия.
– Тебе можно. Думаешь, правда мистика?
– Да нет! Просто невезуха. Хотя теперь у нас есть предполагаемый район проживания твоего Садовника.
– Красносельская?
– Звонок во время передачи был из телефонного аппарата. С Новой Басманной. А это все рядом. У тебя, кстати, там никаких знакомых нет?
– Нет.
– Слушай, а с мужем твоим… Кто кого бросил?
Я завела машину. Тронулась.
– Я его.
– Серьезно?! – Сан Саныч оживился.
Включила фары. Зимой их можно вообще не выключать.
– Но он сам все сделал для того, чтобы я его бросила.
Только если поднимешься в небо, то увидишь, как танцуют звезды.
– Жалко.
– Почему?
– Был бы мотив. Он на Патриарших живет, тоже недалеко.
– Он овощи любит. На гриле. Особенно перец.
– Это не важно.
Почему есть «овощной» магазин и нет «фруктового»?
Не хочу. Встречусь с Мариной в «Гостиной». Буду смотреть в окно и есть «макароны с потрошками».
А еще к чаю они дают безе. Сколько хочешь. Прямо в гигантской стеклянной вазе из-под цветов приносят.
– И вообще, – попросила я Регину, – отмени пока все намеченные встречи. Перенеси на после Нового года. А что со «Снежной Королевой»?
– Я позвонила в «Баркстел», Ксеньке с Тинкой, они орали как сумасшедшие. Сказали, что так себя не ведут. Что у тебя звездняк.
– Ну и ладно. Мне все равно некогда.
– Красиво? – Фотография Марины и ее продюсера. Заголовок «Василиса осталась с носом».
– Кто это придумал? Про Василису?
– Они! – обиделась Марина. – Я только им шепнула, где мы будем, чтобы они сфотографировали, и про предложение рассказала. На всякий случай. Чтобы не расслаблялся!
– Правильно.
– Нет-нет, я только чай! – сказала Марина официанту. И потом мне, заговорщицки: – В воскресенье следить поедем?
– Ас чем вам чай? – Это официант.
– С безе. Ну, что ты думаешь?
– Не знаю, – я вздохнула. – Что будем на Новый год делать?
– Я со своим! – испуганно замахала руками Марина. – Василиса-то работает, всю ночь ездит по частникам – поет, если это можно так назвать. А мой ее не бросает. Так я в этом году ему жестко сказала: больше Новый год с подружками встречать не буду!
Пустая тарелка из-под макарон испарилась почти незаметно.