Его дыхание уже выровнялось. Направляюсь к нему, заползаю на кровать и на коленях останавливаюсь рядом с ним.
– Фэйбл… – начинает он, но я заставляю его замолчать, склонившись к лицу Дрю, чтобы приложить палец к его губам.
– Не говори ни слова. Ты все разрушишь, – бормочу я и чувствую слабую улыбку под моим пальцем.
Удовлетворенный, он не собирается говорить, чтобы не испортить момент. Я ложусь рядом с ним, натягивая на нас одеяло. Несмотря на дрожь, пробегающую по телу, я истощена. Перед мыслью провалиться в сон в объятиях Дрю просто невозможно устоять. Сильнее прижавшись, упираюсь щекой в его твердую, как камень, грудь. Я чувствую бешеное биение его сердца.
Дрю опять запускает пальцы в мои волосы и проводит губами по моему лбу. Чувство удовлетворения опьяняет и заполняет меня целиком, и я закрываю глаза, позволяя своим рукам путешествовать по его коже.
– Знаю, завтра День Благодарения и все такое, и мне стоит приберечь это признание до утра, но нет такой пытки в аду, которая бы заставила меня выказать благодарность перед моими родителями. Поэтому я скажу тебе сейчас, за что благодарен, – шепчет он прямо мне в волосы. Его низкий, глубокий голос успокаивает меня, убаюкивая ложной надеждой. Я слишком устала, чтобы бороться.
Открываю глаза, уставившись в темноту невидящим взглядом.
– За что же ты больше всего благодарен? – спрашиваю я, дыхание перехватывает. Одновременно желаю и боюсь узнать, что он хочет сказать.
Дрю молчит, будто собирая все свое мужество. И мое сердце сжимается.
– За тебя. Находиться здесь, проводя с тобой время, наблюдая за тем, как ты обо мне заботишься, несмотря на все мои попытки тебя оттолкнуть… – Его голос срывается, и он откашливается. – Я благодарен за тебя.
Ничего не говорю, и, к счастью, Дрю тоже не нарушает эти долгие минуты тишины. Мое горло забито незнакомыми эмоциями, которые я не могу понять. Стараюсь проглотить сказанное, но это не помогает. Его мускулистые руки плотно сжаты вокруг меня, и я чувствую, что не могу двигаться и дышать. С небольшим вскриком сползаю вниз и выскальзываю из его объятий. И, конечно же, падаю на пол, делая это.
Поднимаясь на нетвердые ноги, слышу, что Дрю сел, одеяло зашуршало от его движений.
– Фэйбл, в чем дело?
Теперь паникую я, и ненавижу это. Чувствую себя ужасно. Он не просил терапию такого рода. Дрю просто открыл свое сердце и сказал, что благодарен за меня. И вот, я пытаюсь сбежать, напуганная его словами и чувствами, которые они во мне вызывают. Все это так реально.
Но это не реально. Он пойман, как и я, и больше я не могу отличить, что реально, а что нет. Знаю, он в такой же ситуации, хочет, чтобы между нами все было по-настоящему. Легко думать, что у нас что-то получится, когда мы наедине и притворяемся теми, кем не являемся. Вернувшись в реальный мир, мы поймем, насколько мы разные.
Мы никогда не сможем стать парой.
Я недостаточно хороша для таких, как Эндрю Д. Каллахан.
– Мне… мне нужно в душ, – неожиданно говорю я. Идея об обжигающе горячем душе невероятно соблазнительна, вода поможет смыть все мои бурные эмоции, и мне срочно нужно отсюда выбраться.
– Хорошо, – Дрю прочищает горло. Интересно, понимает ли он, насколько мне неуютно? Вроде бы должен. – Ты… ты вернешься ко мне в постель, когда закончишь?
По его тону стало понятно, что потребовались все его силы, чтобы спросить меня об этом.
– Конечно, – лгу я, чувствуя себя ужасно. Я становлюсь худшей из людей, обманывая его, ведь сама ненавижу лжецов. Значит, мне стоит ненавидеть и себя, потому что я вру сама себе, думая, что Дрю каким-то образом может что-то ко мне испытывать.
Покинув его комнату, прячусь в ванной и принимаю самый горячий душ, какой только могу вынести. Тру кожу, пока она не становится красной и не начинает саднить.
Тру кожу, пока она не становится красной и не начинает саднить. Голова кружится от пара, заполняющего маленькую комнатку, и горячего воздуха. Слезы струятся по моим щекам, уродливые, беззвучные всхлипы сотрясают тело. Не понимаю, почему мне так плохо, ведь я сама ушла от Дрю. Я не жалею о том, что для него сделала, как к нему прикасалась и что принесла ему облегчение. Освободила. Если мои прикосновения помогли ему стереть хотя бы малую часть того, что его преследует, то я счастлива, что сделала это.
Это меньшее, чего он заслуживает.
Но моя реакция на произошедшее нелепа до слез. Я разваливаюсь. Не хочу становиться зависимой от Дрю, но уже слишком поздно. Я пропала. Медленно, но верно, и если в ближайшее время не остановлюсь, мое сердце настолько сплетется с его, что если вдруг мы расстанемся, оно будет в буквальном смысле кровоточить.
Содрогаюсь. Всхлипы вырываются из меня, когда я выхожу из душа и быстро вытираюсь. Крадусь назад в свою спальню и надеваю старые пижамные штаны и футболку. Нырнув на холодные, как лед, простыни, натягиваю на себя одеяло. Мое все еще разгоряченное тело дрожит в холодной комнате из-за разницы температур.
Хоть я полностью вымотана и морально опустошена, но не могу уснуть всю оставшуюся ночь. Беспокойно мечусь и ворочаюсь, думая о Дрю, которого бросила в полном одиночестве. Я оставила его. Подвела.
Я ничуть не лучше своей матери.
Осознав это, я начинаю плакать.
– Мама не готовит ужин на День Благодарения? – спрашиваю я с недоверием, борясь с желанием броситься на улицу и выкурить сигарету. Нервы на пределе, руки в буквальном смысле дрожат, но в моей упаковке на черный день осталось только две сигареты. А ведь она была полной, когда я приехала сюда. Мне нужно их беречь.
– Нет. Она сказала, что в морозилке есть индейка из «Marie Callender’s Grill», если я захочу. В противном случае, готовлю себе сам. – В голосе Оуэна чувствуется отвращение. – Думаю, она поехала с Лари за город. У него есть дочь или кто-то типа того, и они собираются праздновать там.
Невероятно, что мама не потрудилась взять с собой Оуэна. Он ее сын. Вина гложет меня из-за того, что я не могу быть рядом с Оуэном, хотя, что тут нового? Я начинаю думать, что все деньги в мире этого не стоят. Мое сердце разбито вдребезги, мозг не работает, а мой брат фактически остался один на праздник, который наша мама обычно любила. В этот день она выходила из своего вечно «веселого» состояния.
Даже притом, что нас осталось всего лишь трое, ведь бабушка и дедушка умерли в течение месяца друг за другом, когда мне было одиннадцать, мама всегда готовит огромный ужин на День Благодарения и приглашает всех, кого только может вспомнить. Иногда она приглашала и своего парня (который был на тот момент) или же друзей из бара, где она любит бывать, у которых нет семьи, чтобы провести этот день с ней.
У мамы есть недостатки – черт, да их масса – но она всегда приглашает обездоленных на праздники. Ей не нравится, когда кому-то больно и одиноко.
Нахмурившись, я качаю головой. Тем не менее, она отказывается от сына и никогда не общается со своей дочерью. Иногда я думаю, что она больше заботится о тех, с кем пьет, нежили о тех, кого родила.
– Сожалею, что не могу быть с тобой. – Я понижаю голос, потому что нахожусь в главном доме, кто знает, может, здесь повсюду шпионы. Не удивлюсь, если это так. – Тебе не следует проводить праздник одному.
– Я буду в порядке. – Его ложная бравада убивает меня. Оуэн все время пытается вести себя жестко. Интересно, для него это так же изнурительно, как и для меня? – Мама Уэйда пригласила меня. Думаю, что пойду к ним примерно через час или около того. Уэйд сказал, что они садятся за стол примерно в три. Кстати, его мама якобы делает охрененный тыквенный пирог.