К счастью, она не хочет залаять, чтобы привлечь внимание к своим переживаниям. В противоположность мне.
Я наклоняюсь к Марпл, обнимаю ее, и в этот момент телефон Филиппа говорит мне:
«Вам сообщение».
«Вам сообщение».
«Вам сообщение».
Вот чего я хотела. И не раз ведь такое проделывала. Каждые три месяца я находила какую-нибудь возможность драматизировать ситуацию. Это не дает любви стареть и разнообразит отношения. Да, я склонна к чрезмерным реакциям, но менять ничего не хочу: мне так жить интересней, чем когда мои реакции адекватны.
До той минуты Филипп фон Бюлов не сделал мне ничего по-настоящему плохого. И если бы я так рано не проснулась, если бы не встала, чтобы приступить к моему маленькому, драматичному, но безобидному шоу, если бы еще вчера выплеснула свой гнев, если бы мы не пошли в «Парижский бар», если бы я не бросила идиотское письмо Хонке в этот чертов почтовый ящик, – я бы избежала всего этого.
Я никогда не признавала секретности. Если кто-то хочет сохранить тайну, пожалуйста, пусть прячет ее от меня. Но если он плохо спрятал, пусть пеняет на себя. Когда я раскрою ее. Такова моя точка зрения.
Хорошо, я склонна к шпионажу, признаю. И я не знаю ни одной женщины, которая не разделяла бы со мной эту склонность. Пойду дальше и скажу, что отсутствие такой склонности для женщины противоестественно.
Представьте себе: женщина не читает открытку, присланную ее другу и вручную разрисованную сердечками. Это болезнь.
Представьте себе: женщина не интересуется присланным по факсу планом встреч своего милого на ближайшую неделю. Сомнительно.
Представьте себе: женщина находит на письменном столе незапечатанный конверт с пометкой «лично» и не заглядывает в него. Или слышит по мобильнику «Вам сообщение» и не открывает почту. Абсолютно не по-женски, нереально.
Я лично считаю шпионаж предосудительным только в том случае, когда остаются следы. Я никогда не стала бы вскрывать конверты или читать чужой e-mail, если бы не было функции «сохранить, как новый», никогда бы не стала рыться в его портмоне в поисках подозрительных квитанций, не будучи твердо уверена, что он крепко спит.
Нет, я не подозрительна. Я любопытна и жажду приключений. Шпионство доставляет удовольствие, хотя порой можно обнаружить такое, что отнюдь не доставит никакого удовольствия.
Логика, доступная не всякому. Находишь чаще всего только потому, что мужчины фактически ничего не прячут. Но большинству женщин этого мало. Тут мы придерживаемся чрезвычайно диалектической точки зрения. Теперь честно: кому нужен верный муж? Кому нужен некто, на кого никто не западает? Кому нужен мужчина, которому ты, когда он один уезжает на четыре недели в клуб «Робинзон» в Турцию, должна еще и пожелать «приятно провести время»?
Твой муж тебе верен? С чем и поздравляю! Может, его никто не хочет, кроме тебя?
Когда Ибо, например, впервые обманули, а она об этом догадалась – это был праздник! Она встречалась с Хайнером четыре месяца, потом поехала на выходные к родителям, а в понедельник, хорошенько пошарив, нашла в кармане его брюк ресторанный счет, который как-то не вязался с его заявлением: «Мы с Мартином, Удо и Джоном посидели немного, потом поиграли в бильярд», – ведь счет-то был на пятьсот восемьдесят марок за ужин для двоих в ресторане высшего класса Ле Канард, что в Гамбурге.
Ингеборг строго посмотрела на Хайнера, и тот сразу во всем признался: неожиданно объявилась бывшая подружка. Отпраздновали встречу. Много пили. Ничего, мол, не значит.
Много чего для мужчин «ничего не значит».
Но Ингеборг проявила характер и не упустила такой случай.
Наконец-то подходящий повод!
Она дала ему по башке дамской сумочкой, не сказала больше ни слова, собрала небольшой чемоданчик, вызвала такси и удалилась.
В люкс одного из лучших отелей города.
Там она провела ночь, попивая коктейль на террасе. Благосклонно взирая на мобильный телефон, то звонивший, то принимавший эсемески от Хайнера.
Когда она позвонила мне около трех часов утра и поведала о его чудовищном преступлении, я обалдела: «Что? Этого я от него не ожидала».
К счастью, Ибо особенно не страдала. Она захихикала и сказала: «Я тоже». И принялась плакать.
Я поехала к ней на террасу.
Она приняла меня со словами: «И к чему эти слезы? Я его и не любила. А плохо мне оттого, что меня обманул мужчина, который ничего для меня не значит».
Я подумала о своем злосчастном опыте с нелюбимым Хонкой и тихо сказала: «Раз ты его не любишь, то сможешь простить».
Так и случилось. Они расстались два месяца спустя: Хайнер так и не смог переварить, что его измена так мало огорчила Ибо.
Отношение к правде и скрытности отличает мужчин от женщин. Женщины хотят быть обманутыми. Мужчины никогда не хотят знать всей правды.
Но это долгий разговор. При случае я вернусь к теме.
«Искусственная грудь Каролины – так, кажется, звучало заглавие. Или «Каролина: беременна от Бориса Беккера»
Точнее не помню. Было время, когда чуть не каждая беременная считала, что ее ребенок от Бориса Беккера.
Я стою посредине гостиной с бутылкой в руке и смотрю на костер моей любви.
«Вам сообщение». Уже нет.
Это не весело. Но несколько трагикомично.
Я бы посмеялась, но, боюсь, станет дурно.
В прихожей я свалила костюмы Филиппа в кучу. Метра полтора высотой. Как адвокату, ему нужно каждый день выглядеть презентабельно. Дюжина кашемировых пуловеров и шелковых футболок. Светлые летние костюмы от Жиля Сандера и карамельного цвета льняной, шикарный костюм от Гуччи я положила сверху, потому что они очень нежные.
Я наливаю бокал, делаю пару глотков – а не надо бы перед завтраком – произношу: «За здоровье» и остатки из бутылки выливаю на кучу одежды.
Благородные ткани впитывают вино, как будто в прежней своей жизни были тщеславными половыми тряпками. Светлый лен оказался особенно жадным.
Я как бы со стороны наблюдаю за тем, что творю.
Вижу бутылку в руке и собственное лицо. Глаза горят. Я выгляжу очень решительной и сосредоточенной. Как будто успешно решаю мудреную задачу.
Сознаюсь, некоторые вещи в жизни я совершила только затем, чтобы потом можно было о них рассказать.
Я, например, уверена, что оставалась бы девственницей значительно дольше, когда бы не жгучая потребность на равных участвовать в разговорах на школьном дворе. А сам пресловутый акт оказался куда менее интересным, чем последующее его описание в присутствии всех моих двенадцати тогдашних лучших подруг.
Переживание прекрасно. Но рассказ о нем лучше.
Разве не правда, что лишь в воспоминаниях мы определяем, каким был, собственно, момент, о котором мы вспоминаем? Вечеринки, секс, разговоры о предложениях, потасовки, петтинг: разве все эти приключения не кажутся хорошими лишь тогда, когда непринужденно рассказываешь о них лучшей подруге, за несколькими бокалами Кави ди Кави и парой пачек Голуаз?
Я бы никогда не спала с Томасом Клингом, никогда бы не целовалась с Михаэлем Тальхаймом, никогда бы не поехала с Жаном Германом на море, если бы перед этим с меня не брали обещания никому об этом не рассказывать!
Девочки, будем честны: вы бы многого не совершили, не будь у вас подруг, чтобы все им рассказывать? Как скучна была бы ваша жизнь, если бы вы не старались постоянно жить так, чтобы было о чем рассказать?
Мне нравится эта тема. Но пока что – довольно об этом.
Что я хотела сказать: облить хорошим красным вином дорогущие костюмы Филиппа фон Бюлова – вот лучшее, что я сделала в своей жизни.
Если, конечно, не считать моего запоздалого решения в следующем году приобрести наконец цветные линзы.