— Почему ты не поставишь здесь нормальные стулья? — осведомился лорд Остлер весьма раздраженно.
— Потому что меня забавляют эти. А еще дело в семейных традициях. Представляешь, как будут лелеять память обо мне потомки?
— Потомки тебя проклянут.
— Если я когда-нибудь женюсь, конечно.
— Женишься, куда ты денешься? — Прагматичный Кевин пожал плечами. — Так, значит, это правда? Ты поспорил, что Меррисон добровольно отдаст за тебя дочку?
— Вроде того.
— Прощайся с Озорницей, приятель. Тебе не победить.
— Как мало ты веришь в мои силы!
— Я верю в то, что достижимо. Меррисон добровольно дочь за тебя не выдаст, можешь и не мечтать. Мой отец его знает, так что я немного осведомлен об этом старом хрыче.
Эдвард заинтересовался:
— Папаша Остлер знает святошу Меррисона?
— Они иногда встречаются в клубе и коротают вечера, нюхая табак.
— Не знал, что твой отец ходит в клуб.
— Редко. И не в тот, что мы с тобой.
— В «Инглис»?
— Попал.
— Я редко промахиваюсь. — Эдвард хмыкнул. — Значит, Меррисон не молится целыми днями. Занятно, занятно. И что же твой отец о нем говорит?
— Говорит, что в то время, как Меррисон не нюхает табак, он молится. Никаких нюансов, приятель. Такую искреннюю веру тебе не одолеть.
— Даже и не собираюсь. Подумываю в нее обратиться.
Кевин поперхнулся молоком. Несильно, к счастью.
— Перестань шутить, Эдвард. Ты намерен встать на стезю благочестия? Тебе ни один священник грехи не отпустит.
— О, немного измениться не повредит. Ради новой коляски Дельберта я готов почти на что угодно.
— Ты хоть одну молитву знаешь?
— Кое-что припоминаю. Ты мне поможешь.
Лорд Остлер скривился.
— Думаешь, я знаю больше?
— Вдвоем веселее вспоминать. К тому же твой брат — священник.
— И терпеть тебя не может.
— Зато разглагольствует о пользе религии так, что я засыпаю на третьем слове. Именно то, что нужно. Замани его ко мне в гости.
— Безнадежная затея, он не пойдет.
— Тогда я загляну к вам в гости.
— Это более приемлемо. Майкл завтра приезжает из деревни. Можешь зайти на чай. Только я не понимаю, что ты задумал, Эдвард.
— Дельберт разрешил мне пользоваться грязными приемами, я ими воспользуюсь.
— Ничего, идущего вразрез с законом, я надеюсь?
— Разве мы более бесчестны, чем остальная часть человечества? Все, что мы добываем, джентльмены, — наше по праву оружия и праву завоевания, — процитировал Эдвард. — Нет, конечно. Маленький невинный обман, тут ложь, там преувеличение — и готово. Я мастер мистификаций, волшебник, алхимик, я превращаю чугун в золото, а золото — в чугун.
— Не вздумай это где-нибудь сказать. — Кевин оглянулся на Бенджамена, изображавшего предмет мебели. — Святая инквизиция не дремлет. Захотел закончить свои дни за решеткой?
— Может быть, там я наконец высплюсь.
— Твоему легкомыслию нет предела. И что же ты задумал?
— Тайна. Маленькая тайна. Не хочу раскрывать секрет раньше времени и испортить весь эффект. — Эдвард улыбнулся. — Вам понравится.
— А Монике тоже понравится?
— При чем тут Моника?
— Разве ни при чем?
— Давай начистоту, Кевин. — Эдвард подался вперед, разом растеряв свою веселость. — Твое показное благородство мне надоело.
— Эдвард подался вперед, разом растеряв свою веселость. — Твое показное благородство мне надоело. Добивайся этой женщины и оставь меня в покое. Я не намерен брать ее в жены.
— Она хочет тебя.
— Это блажь. Пройдет.
— А если нет?
— В твоих интересах доказать ей, что на самом деле ей нужен ты.
Леди Моника Дьюли, прекрасная молодая вдова, уже некоторое время оказывала Эдварду знаки внимания; лорд Картрайт их демонстративно не замечал. Его Моника устраивала как друг, вовсе не как супруга, и он искренне желал ей найти свое счастье. Например, с лордом Остлером, влюбленным в Монику уже много лет. Кевин знал ее с юношества, пытался добиться, но не смог; перетерпел ее брак, утешал, когда она потеряла мужа. Теперь же, когда Моника обратила внимание на Эдварда, начал уговаривать друга взять леди Дьюли в жены, чтобы сделать счастливой. Эдвард не собирался потакать этой острой форме умственного помешательства.
— Я не хочу в такое прекрасное утро выяснять эти вопросы, Кевин, — произнес он примирительно. — А тебе советовал бы отправиться домой и отлежаться там день-другой. Ты заглянул ко мне с какой-то целью?
— Передать приглашение Ридов, — лорд Остлер вытащил из рукава письмо и положил на стол. — Они очень просили. Сегодня у них музыкальный вечер, хотят видеть тебя среди гостей.
— Увы. Скажешь, что не застал меня дома. У меня другие планы на эту ночь.
— Сам им напишешь. А за это я приглашаю тебя завтра к обеду, чтобы ты мог побеседовать с моим братом Майклом.
Эдвард вздохнул:
— Уговорил.
Ему требовалась еще пара-тройка дней, чтобы начать приводить свой план в исполнение. И он не собирался терять время.
Глава 9
Все дни, прошедшие с бала у графа де Грандидье, Тиана пребывала в рассеянном состоянии.
Отец, к сожалению, это заметил. И хорошо, что его гнев пал на неё, а не на Клару, к которой сейчас было бы нежелательно привлекать внимание. После того как Клариоелла открыла сестрам свои тайны, девушки взяли старшенькую под негласную опеку. И старались перетянуть внимание на себя, если вдруг возникала такая необходимость.
Из-за того что Тиана была невнимательна и пару раз прослушала, что говорит отец, ее не взяли на еженедельную прогулку в Гайд-парк, что, впрочем, не слишком ее огорчило: лорд Картрайт там так и не появился, не предпринял попыток подойти к сестрам Меррисон, Тиана так и думала. Слабая надежда жила, но какой от нее толк? Все равно мечта, что лорд Картрайт обратит на нее внимание, — несбыточна. То, что произошло на балу у Грандидье, — его каприз, исключение из правил. При следующей встрече он и не взглянет в сторону Тианы.
За ошибки в поведении сэр Абрахам заставил дочь молиться в часовне ночами, так что на сон оставалось совсем немного времени; но Тиана, пребывавшая между сном и явью, находившаяся во власти своих мыслей, отнеслась к наказанию на удивление спокойно. Ей даже нравилось быть ночью в часовне; приставленный присматривать за нею слуга клевал носом, иногда принимался похрапывать, а она стояла на коленях и молилась, шепча привычные слова. Она не знала, слышит ли ее Бог и зачем ему эти молитвы; она не раскаивалась — в чем? В том, что была невнимательна пару раз? Разве это такой большой грех? Но гнева на отца не было, скорее легкое недоумение: зачем он так?
Тиана возвращалась в свою комнату под утро, засыпала мгновенно и просыпалась, едва приходила Мэри ее будить. Недостаток сна отзывался приятным гулом в голове, и все предметы казались звонкими и блестящими.
Тиана проснулась, села и посмотрела на свои коленки. Они были по-мальчишески острыми, а если их соединить, то даже немного торчали в разные стороны. Как-то она раньше на них почти не обращала внимания: они просто были, вот и все, так же как волосы и нос, но сейчас она смотрела на них как-то по иному, даже с любовью.