А ты говоришь — я тебя никогда не любил.
Он поднялся; в голосе его послышался гнев.
— И знай, что ты не первая родила мне ребенка. Я не был вынужден жениться на тебе.
— Но ты же сказал, что всегда женишься на матери своих детей. Я и решила… — ответила она, расплакавшись.
Он вскинул руки к небу.
— Тебе было страшно, ты огорчилась, еще не зная, что у тебя будет ребенок. А что я должен был сказать: что дома у меня есть незаконнорожденный ребенок и что его мать пыталась привлечь меня к суду за то, что я не хочу на ней жениться?
— Ты… ты мог бы сказать, что любишь меня. Он успокоился:
— В присутствии свидетелей я поклялся, что буду любить тебя до конца своих дней. Что же мог я сделать сверх этого?
Она опустила глаза.
— Ты никогда не просил меня стать твоей женой. Никогда не говорил этого.
— Никогда не просил тебя стать моей женой? — прорычал Тревис. — Черт побери, Риган, чего еще ты хочешь от меня? Я выставил себя в дураках на глазах целого штата, а ты говоришь…
Он замолчал, упал перед ней на колени и схватил за руки.
— Риган, ты станешь моей женой? Умоляю тебя. Я люблю тебя больше собственной жизни.
Умоляю, стань моей женой!
Лица их оказались на одном уровне. Риган положила руки ему на плечи.
— А что же Марго? — прошептала она.
Скрипнув зубами, Тревис все же ответил:
— Я мог бы жениться на ней много лет назад, но никогда этого не хотел.
— Почему же ты мне ничего не сказал?
— А почему же ты не сумела понять, даже если тебе этого не сказали? Я люблю тебя, — прошептал он. — Ты будешь моей женой?
— Да! — вскричала Риган и обвила его шею руками. — Я буду твоей женой навсегда!
Они позабыли обо всем и обо всех на свете, поэтому раздавшиеся рукоплескания поразили их.
Риган уткнулась лицом в шею Тревиса.
— Там так много народу? — испуганно спросила она.
— Боюсь, что да, — ответил он. — Думаю, они услышали, как ты хлопнула дверью у меня перед носом.
Она и не подумала возразить ему, что шум произвел его сапог, разбивший дверь, а не хлопанье двери.
— Уведи меня отсюда, — прошептала она. — Я не могу смотреть им в глаза.
Тревис торжественно выпрямился и, подхватив Риган на руки, направился к двери. Заслышав шум, сюда сбежались и жители городка, и те постояльцы гостиницы, которые, посчитав себя участниками событий, задержались после того, как Тревис прислал Риган первую розу.
Женщины в плотных ночных рубашках, с папильотками в волосах, глубоко вздыхая, следили за тем, как Тревис уносил Риган.
— Я знала, что все кончится хорошо, — объявила одна из них. — Она бы не смогла отвергнуть его.
— Моя жена ни за что в это не поверит, — сказал какой-то постоялец. — Надеюсь, она простит меня за то, что я опаздываю на три дня.
— Дурак ты, если расскажешь об этом жене, — презрительно бросил другой. — Нам стоит договориться и молчать об этом, а то все женщины в стране будут ждать, что за ними станут так же ухаживать. А уж я-то не собираюсь ходить по канату. Лучше я скажу жене, что провел эти три дня с другой женщиной; мне это принесет меньше неприятностей.
С этими словами он вернулся в мужскую спальню.
Постепенно собравшиеся вернулись в свои постели, услышав перед этим, как Фаррел с треском захлопнул взломанную дверь.
Несколько минут Фаррел осыпал проклятиями Америку, американцев и всех женщин на свете. Эта пара полностью игнорировала его, когда давала друг другу лживые клятвы в любви, как будто его и не было в комнате.
Эта пара полностью игнорировала его, когда давала друг другу лживые клятвы в любви, как будто его и не было в комнате. Подсчитав, сколько денег он потратил на поиски Риган, на ухаживания за ней, он разъярился еще больше. А Риган соблазнилась этим животным, которое выбивает двери, этим безмозглым бездельником, которого все, знавшие его, считали дураком. Эта женщина не в себе!
Она вообще принадлежит ему, Фаррелу Бэтсфорду. Он прошел через тяжкие испытания, чтобы получить ее деньги, и теперь от них не откажется.
Фаррел быстро набросил халат и отправился на поиски Марго. Он понимал, что такая женщина не оставит безнаказанным подобное унижение на людях; возможно, вдвоем они что-либо придумают.
— Больше не трогай меня, — сказал он. — Этой ночью ты меня довела до изнеможения.
— Но ты же не думаешь, что это навсегда, — Риган рассмеялась, поцеловала его в шею и стала тереться об него.
— Если ты не хочешь устроить для дочери представление, то веди себя пристойно. С добрым утром, любимая, — произнес Тревис.
Риган отпрянула вовремя — как раз в этот момент ее дочь бросилась на них и упала на живот Тревиса.
— Ты вернулся домой, папа! — вскричала она.
— Можно мне сегодня покататься на пони? А мы пойдем опять в цирк? Ты научишь меня ходить по канату?
— А что, если мы не в цирк пойдем, а поедем домой? Слона у меня нет, зато есть много других животных, да к тому же еще и братишка.
— А Уэсли знает, как ты его называешь? — спросила Риган, но Тревис не ответил.
— А когда мы поедем? — спросила Дженнифер у матери.
— Может быть, через два дня? — спросила она, поглядев на Тревиса. — Мне нужно многое сделать.
— Так, деточка, — заявил Тревис. — Ступай на кухню и позавтракай. Мы скоро придем к тебе. Мне пока нужно поговорить с мамой.
— Поговорить? — ответила Риган, когда они остались наедине, и прижалась к нему. — Мне очень нравятся наши беседы.
Он обнял ее; глаза Тревиса смотрели серьезно.
— Я не случайно сказал, что хочу поговорить с тобой. Мне нужно знать, кто ты такая и что делала в одной ночной рубашке в доках Ливерпуля в ту ночь, когда мы встретились.
— Полагаю, будет лучше, если мы вернемся к этому как-нибудь в другой раз, — ответила она как можно беззаботнее. — Меня ждет огромная работа.
Тревис обнял ее.
— Послушай, я знаю, что пережитое принесло тебе немало страданий. Когда мы уплыли из Англии, я не требовал от тебя ответа, но теперь мы встретились, ты вне опасности. Я не позволю обидеть тебя, но хочу все о тебе знать.
Она не сразу смогла приступить к рассказу. В памяти всплыла та ночь, когда она встретила Тревиса, и вся ее предыдущая жизнь. С тех пор много лет она жила как свободный человек, познакомилась со многими людьми, узнала, как они живут, и теперь понимала, насколько ее детство напоминало жизнь в тюрьме.
— Пока я росла, я была полностью лишена свободы, — начала она совершенно спокойно, но воспоминания о том, как с ней обращались в детстве, постепенно все сильнее распаляли ее.
Тревис ни разу не поторопил ее, а только сжимал в объятиях. От близости его рук и тела она чувствовала себя уверенно, рассказывая историю своей жизни. Риган потребовалось немало времени, чтобы дойти до той ночи, когда услышала, как Фаррел и ее дядя сговариваются. Тревис не произнес ни слова, но тело его напряглось.
Риган продолжала свое повествование: рассказала, какие чувства к нему испытывала, как боялась его, но как льнула к нему, разрываясь между желанием доказать, на что способна, и стремлением укрыться за его силу. Она поведала о горьких днях в его доме, когда ее охватывал страх перед окружающими; смеясь, вспоминала, как до смерти боялась отдавать распоряжения собственной прислуге.