Грейсон качает головой:
– Неправильный ответ. После уроков буду ждать тебя у твоей машины.
Я не успеваю ничего возразить, он уже встает и уходит. Брекин глупо ухмыляется.
Я лишь пожимаю плечами.
Грейсон же верен слову и ждет у машины, облокотившись на дверь с водительской стороны.
– Привет, Принцесса, – говорит он.
Не знаю, в чем тут дело – в звуке его голоса или в том, что он наградил меня прозвищем, но я внутренне сжимаюсь. Подойдя к нему, прислоняюсь к машине рядом с ним:
– Больше не называй меня Принцессой. Никогда.
Он со смехом встает передо мной и хватает за руку:
– Отлично. Как насчет Красотки?
– Как насчет того, чтобы называть меня просто Скай?
– Ну почему ты все время сердишься?
Он тянется, сжимает мои щеки в ладонях и целует меня. Я неохотно позволяю – в основном потому, что он вроде как заслужил это, поскольку ему целый месяц пришлось меня терпеть. Правда, он не заслуживает всего набора ответных милостей, поэтому через несколько мгновений я отстраняюсь:
– Чего ты хочешь?
Обвив руками за талию, он привлекает меня к себе:
– Тебя. – Он принимается целовать меня в шею, но я отталкиваю его. – Что?
– Ты тормоз? Грейсон, я же сказала, что не собираюсь спать с тобой. И не пытаюсь, как всякие разные, заигрывать, чтобы ты бегал за мной. Ты хочешь чего-то большего, а я не хочу, поэтому будем считать, что мы зашли в тупик.
Он смотрит на меня, затем со вздохом привлекает к себе и обнимает:
– Мне не надо большего, Скай. Хорошо и так. Я не буду давить на тебя. Просто мне нравится приходить к тебе в гости, и я хочу прийти завтра вечером. – Он пытается очаровать меня своей сексуальной ухмылкой. – Перестань злиться, иди ко мне. – И он опять целует меня в губы.
Я рассержена, но когда наши губы сливаются в поцелуе, мое раздражение поневоле притупляется из-за охватывающего меня оцепенения. Только поэтому я позволяю ему целовать себя. Он прижимает меня к машине и запускает пальцы мне в волосы, потом осыпает поцелуями шею. Прислонясь головой к машине, я вскидываю руку за его спиной, чтобы посмотреть на часы. Карен уехала по делам за город, и мне предстоит отправиться в магазин, чтобы восполнить запасы сладкого на выходные. Не знаю, сколько еще он намерен лапать меня, но мысль о мороженом становится совершенно нестерпимой. Закатив глаза, я роняю руку. Внезапно у меня начинает бешено колотиться сердце, перехватывает дыхание, и я чувствую все то, что и должна испытывать девушка, когда ее целует горячий парень. Только это реакция не на того сердцееда, который сейчас покрывает меня поцелуями. А на того, что сердито взирает на меня с другого конца парковки.
Холдер стоит, привалившись к своей машине, и смотрит на нас. Я моментально отталкиваю Грейсона и отворачиваюсь.
– Так мы договорились на завтрашний вечер? – спрашивает он.
Я сажусь за руль и включаю зажигание, потом поднимаю глаза на Грейсона:
– Нет. Все кончено.
Захлопнув дверь, включаю заднюю передачу. Не понимаю, что со мной – рассержена я, смущена или по уши влюблена? Как у Холдера это получается? Как, черт возьми, ему удается внушать мне эти чувства, находясь на противоположном конце парковки? Боюсь, мне понадобится помощь психолога.
16 часов 50 минут
– А Джек с тобой едет?
Я открываю дверь, чтобы Карен положила на заднее сиденье остатки багажа.
– Да, едет. Мы вернемся… Я вернусь в воскресенье, – поправляется она.
Ей трудно произнести «мы». Мне не нравится ее настроение, потому что Джек очень хороший и любит Карен. Я не понимаю, откуда этот заскок.
Я не понимаю, откуда этот заскок. За последние двенадцать лет у нее было два друга, но как только мужик начинает относиться к ней серьезно, она сбегает.
Карен захлопывает заднюю дверь и поворачивается ко мне:
– Ты знаешь, что я тебе доверяю, но пожалуйста…
– …смотри не залети, – перебиваю я. – Знаю, знаю. Последние два года ты постоянно говоришь это перед отъездом. Не залечу, мама. Буду возвышенной и немного помешанной.
Она со смехом обнимает меня:
– Умница. И ничего не ешь. Не забудь, что тебе надо иметь изможденный вид.
– Не забуду, обещаю. На выходные возьму напрокат телевизор, буду смотреть всякую чушь по кабельному и лопать мороженое.
Она отодвигается и сердито смотрит на меня:
– А вот это уже не смешно.
Я со смехом вновь обнимаю ее:
– Отдыхай. Желаю продать побольше мыла, настоек и прочих травок.
– Люблю тебя. Если понадоблюсь, звони с домашнего телефона Сикс.
Я закатываю глаза. Подобные инструкции она оставляет мне перед каждым отъездом.
– До скорого, – говорю я.
Она садится в машину и выезжает с подъездной дорожки, оставляя меня на выходные без родительской опеки. Для большинства тинейджеров настал бы момент, когда они достают телефоны и приглашают друзей на самую безумную вечеринку года. Но не для меня. Нет. Вместо этого я иду в дом и решаю испечь печенье, ибо для меня это предел мятежа.
В принципе, мне следовало бы знать, что делать. В дверь постоянно звонят, но только не в мою. Я таращусь на нее, не понимая, как быть. Когда раздается второй звонок, я ставлю на стол мерный стакан и отвожу волосы с глаз, а потом подхожу. Открыв дверь, я даже не удивляюсь Холдеру. Ладно, удивляюсь. Но не очень.
– Привет, – говорю я.
Ничего другого не приходит в голову. Но если бы и пришло, я, пожалуй, не смогла бы это произнести, потому что мне трудно дышать, блин! Он стоит на верхней ступеньке крыльца, засунув руки в карманы джинсов. Волосы его по-прежнему давно не стрижены, но, когда он поднимает руку и убирает их с лица, мысль о стрижке начинает казаться совершенно неуместной.
– Привет. – Он застенчиво улыбается, немного нервничает, и это ему ужасно идет. Он в хорошем настроении. По крайней мере, сейчас. Кто знает, когда он взбесится и опять примется спорить.
– Гм, – смущенно бормочу я.
Я понимаю, что следующий шаг – пригласить его войти, но только если я действительно этого хочу. Честно говоря, совещание присяжных по этому вопросу еще не завершено.
– Ты занята? – спрашивает он.
Я оглядываюсь на кухню, где устроила невообразимый беспорядок.
– Типа того.
И это не ложь. Я действительно невероятно занята.
Он отводит взгляд и кивает, потом указывает на машину у себя за спиной:
– Угу. Тогда я… пойду. – И спускается на ступеньку.
– Нет, – возражаю я слишком поспешно и громко.
Мое «нет» звучит почти отчаянно, и я съеживаюсь от смущения. Поскольку я не понимаю, зачем он здесь и почему продолжает докучать мне, любопытство пересиливает. Отступив в сторону, я шире распахиваю дверь:
– Входи, но тебя могут припахать к работе.
Замявшись, он вновь поднимается, входит в дом, и я закрываю за ним дверь. Борясь со смущением, я иду на кухню, беру мерный стакан и продолжаю свое занятие, словно ко мне не пришел сердцеед.
– Готовишься к распродаже домашней выпечки? – Он обходит вокруг бара, разглядывая изобилие десертов, разложенных на столешнице.
– Мама уехала на выходные. Она противница сахара, в ее отсутствие я отрываюсь.
Холдер со смехом берет печенье, но сперва вопросительно смотрит на меня.