К началу второго, и окончательного, учебного года, который должен был начаться в сентябре, на моем банковском счете было скоплено столько средств, что я мог урезать свои выступления до одного раза в неделю, не опасаясь за свой бюджет. К моему второму Рождеству в Австрии я был так занят проектом моего руководителя, которым активно занимался до конца семестра в апреле, что даже не заметил, как пролетело время. До церемонии вручения диплома, которая должна была состояться в августе, оставался только один дипломный курс и летняя практика. Я потратил на учебу шесть лет подряд – четыре года в Рочестере и два года в Вене, так что трудно было поверить, что конец так близок. И я спрашивал себя, замедлится ли время когда-нибудь. Тогда, в середине июня, когда мое обучение уже подходило к концу, ход его неожиданно изменился. На самом деле в течение пары недель время, казалось, вовсе остановилось, как будто метроном Господа был каким-то образом испорчен. Но то, что я воспринял как замедление времени, на самом деле было всего лишь побочным эффектом странного заболевания, которое я схватил. Данный недуг шарахнул по мне, как перекачанный барабанщик. Физические симптомы включали в себя повышенное давление, одышку, лихорадку и периодический озноб. Учащенное сердцебиение то появлялось, то проходило. Я знал, что у меня было редкое заболевание – любовная тоска такой степени тяжести приходит раз в жизни. Я также знал, что причина и лекарство от нее одни и те же: Аннализа Берк.
– Куда теперь? – спросила американка, но не дала шанса подруге ответить. – О, черт возьми! Посмотри на это здание! Ему, должно быть, лет триста!
– Наверное, больше, – ровным голосом ответила другая девушка. Ее английский был безупречен, без малейшего намека на акцент. – Большинству из них больше. Помни, мы все еще не в Калифорнии. И не слишком восхищайся, это просто жилой дом.
В течение следующих нескольких остановок я слышал, как туристка задавала вопросы по поводу каждой увиденной ею мелочи, в то время как ее подруга изо всех сил старалась воодушевленно отвечать. Время от времени я менял положение в кресле, чтобы украдкой взглянуть на одетую в университетскую футболку девушку и чтобы это не было слишком заметно. По крайней мере, два раза она поймала меня, когда я смотрел на нее. Я сделал вид, что не заметил, когда она улыбнулась. За три остановки до моей квартиры американка издала восхищенный визг, который поразил меня.
– О-о-о-о! Это там! Мы должны остановиться и посмотреть!
– Мы не будем выходить из Strassenbahn ради этого. Это просто печь для сжигания мусора. И она воняет.
– Это не просто печь для сжигания мусора. Ее дизайн был разработан Фриденсрайхом Хундертвассером. Это легендарная вещь! Совершенный симбиоз искусства, производства, красоты и функционала. Меня не волнует, как она пахнет. Мы должны выйти здесь.
Даже не глядя, я знал, какое здание она имела в виду. Я проезжал мимо него каждый день, и каждый день удивлялся, что кто-то потратил время и деньги на то, чтобы обычная вещь, такая как завод для сжигания мусора, выглядела так вдохновляюще. Его высокая, выложенная мозаичной плиткой труба со всех сторон окружена несколькими крупными выступами. На самой трубе есть луковообразная выпуклость, напоминающая четырехъярусное золотое яйцо. Линия крыши завода утыкана странно расположенными пиками и углами, каждый из которых увенчан набалдашником размером с маленький автомобиль, и все они блестят на солнце. Наружные стены расписаны в произвольном порядке разными формами и цветами: к примеру, черными и белыми шашечками, красными квадратами и желтыми амебами, в то время как на верхушку всей конструкции надета, если только можно это так сказать, огромная полосатая красно-синяя «кепка» с закругленными краями, которая могла бы прикрыть, по меньшей мере, пятьдесят голов.
– Ich bin aber mude, – проскулила подруга себе под нос.
– Что ты сказала?
– Nichts. Забудь. Если ты действительно хочешь выйти, отлично. Мы выйдем. – Молчание длилось минуту, и тут я почувствовал, как меня тронули за плечо.
– Прошу прощения, – сказала американка. – Сэр, вы говорите по-английски? – Я обернулся и посмотрел на нее, на этот раз прятаться необходимости не было. У нее были красивые светло-каштановые волосы, проницательные глаза и приятная улыбка. Я кивнул.
– Хорошо. Вы слышали, что сказала моя подруга секунду назад на немецком?
Я снова кивнул.
– Могли бы перевести?
Я неуклюже улыбнулся и откашлялся.
– Мой немецкий не самый лучший, но я уверен, что она сказала, что она устала. – Я быстро взглянул на девушку, сидевшую рядом с американкой. У нее был такой вид, словно ее только что предали. Глаза американки вспыхнули.
– Ты из США! Только представь себе. – Она повернулась к подруге и вопросительно подняла брови. – Устала? В самом деле? Нашей поездке всего один день, а ты уже выдохлась?
Девушка слабо улыбнулась.
– Джет лаг – синдром смены часовых поясов?
– Я знаю, для тебя все это скучно потому, что ты здесь выросла. Но я не хочу пропустить ни единой вещи.
– Но я знаю тебя. Ты захочешь остаться здесь навсегда, пока завод не запечатлеется в твоем мозгу. К тому времени наша одежда провоняет. Почему бы тебе просто не сфотографировать его отсюда?
Американка посмотрела на часы.
– Фотографии я уже видела. Пока я нахожусь в Вене, я хочу посмотреть оригинал. Слушай, может, тебе уехать и немного вздремнуть? Я пойду и сама его посмотрю, а потом через какое-то время догоню тебя, чтобы переодеться перед обедом.
Та, которая была с косами, задумчиво посмотрела на подругу.
– А ты сможешь найти обратную дорогу?
– Наверное, нет, но я что-нибудь придумаю.
Вот когда начались мои первые перебои с сердцем. Они пришли очень неожиданно и не стихали до тех пор, пока я снова не откашлялся и не заговорил.
– Гм… Я мог бы отвести вас в любое место, куда вам надо. Я имею в виду, если бы вы захотели. Я знаю здешние места. Я здесь учусь. – Я заставил себя улыбнуться, перед тем как добавил: – Кстати, меня зовут Итан. – Медленная улыбка расплылась по лицу девушки. Она еще раз повернулась к подруге.
– Магда, это мой новый лучший друг, Итан. Он будет сопровождать меня, чтобы я смогла посмотреть культовый объект Хундертвассера. – Она протянула руку, когда повернулась ко мне. – Рада познакомиться с тобой, Итан. Я Аннализ Берк. Все называют меня просто Анна.
– Ты не пойдешь одна с этим… незнакомцем, – сердито сказала Магда. – Ты даже не знаешь, что он за человек. Он может быть сумасшедшим. Психом. Просто то, что он американец, еще не значит, что он хороший парень.
– Тогда ты идешь со мной?
Магда тихо выругалась по-немецки и недовольно пробормотала:
– Да, я пойду.
Анна снова повернулась ко мне и широко улыбнулась.
– Если тебе интересно, то предложение все еще в силе. Готова держать пари, что я могу рассказать тебе об этом здании, по крайней мере, двадцать вещей, про которые ты никогда не знал.
– Которые будут дополнительными двадцатью фактами к тому, что мне известно на данный момент. Как я могу отказаться от такого предложения?
Все последующие годы после того рокового летнего дня в Австрии гораздо больше людей, чем я предполагал, спрашивали меня о том, как я познакомился со своей женой. Я быстро обнаружил, что ответ «подслушивая в вагоне трамвая вблизи высокохудожественного завода по сжиганию отходов» порождал только больше вопросов.