Теперь они в некотором смысле обвенчались...
И сразу же после случившегося и еще долго потом Билл обвинял в трагедии жену. Он твердил, что это Мэри Стюарт вбила сыну в голову разные глупости и романтические иллюзии, позволила ему слишком сильно увлечься Натали и на целых четыре года потерять рассудок. Если бы мать не сделала его настолько религиозным, он не заразился бы абсурдной верой в Бога и загробную жизнь. По убеждению Билла, Мэри Стюарт подготовила трагедию, а посему самоубийство Тодда лежит всецело на ее совести. Подобные обвинения она бы еще стерпела, но сама не могла пережить ужас утраты единственного сына – первенца, света в окошке, подарившего ей столько радости, внушавшего матери такую гордость...
Слушая Мэри Стюарт, Таня воображала, как хватает Билла за плечи, и что есть силы трясет. Никогда еще она не слышала до такой степени безумных обвинений мужа в адрес матери его детей – ясно, что он пытается облегчить собственную боль, заставляя мучиться Мэри Стюарт. Последствия для самой Мэри Стюарт тоже нетрудно угадать: душа ее уже мертва – при смерти может оказаться и плоть.
– Бедный мальчик! – Мэри Стюарт беззвучно рыдала, сидя с подругой в комнате сына. – Он был настолько влюблен, что, узнав об аварии, едва не умер. – В конце концов, это и случилось. Авария убила не только его, но и всю семью. От Мэри Стюарт, Билла, их брака не осталось почти ничего. Все умерло вместе с Тоддом. Во всяком случае, самое главное – сердца, души, мечты...
Слишком несправедливо обошлась с ними судьба, отняв сына, которого они так любили.
– Ты хотя бы разозлилась на него? – спросила Таня.
Мэри Стюарт вздрогнула:
– На Тодда?! За что?
– За боль, которую он вам причинил. Он украл часть твоей жизни. Сдрейфил, когда надо было найти силы и жить дальше. Не признался родной матери, как сильно страдает.
– Я должна была сама его понять. – Мэри Стюарт упорно обвиняла одну себя. Тане необходимо было избавить бедную женщину от самобичевания.
– Обо всем догадаться невозможно. Ты не телепатка, а обыкновенный человек. И великолепная мать. Он не должен был так с тобой поступить.
Мэри Стюарт никогда не позволяла себе подобных мыслей, даже слушать такие речи ей было страшно.
– Сама знаешь, как это несправедливо с его стороны. А теперь несправедлив Билл: какое право он имеет тебя винить?! Может, настало время на них рассердиться? Слишком тяжелую ношу они на тебя взвалили, Мэри Стюарт.
Она долго смотрела на Таню, не произнося ни слова.
– С той минуты, когда я узнала о его смерти, обвиняла в ней одну себя.
– Знаю. Это удобно всем. А сейчас настало время поделиться ответственностью за содеянное с самим Тоддом. Заодно и с Биллом. Нельзя же покорно соглашаться с обвинениями и молча тащить такой груз! Тодд вошел в историю как герой, а не как слабак, дурачок, совершивший непростительную глупость и обрекший близких на вечные угрызения совести. Ладно, чем бы он ни руководствовался, такова, видно, его судьба. Сделанного не воротишь. Все это – дело его собственных рук. Билл не имеет права клеймить тебя и при этом обелять себя. Если уж говорить о вине, то о совместной. Пускай и он помучается. Ты вовсе не единственная виновная, Мэри Стюарт, а козел отпущения.
– Знаю, – тихо отозвалась она. – Я уже давно пришла к такой мысли. Но разве она что‑то меняет? Билл никогда этого не признает. Ему непременно надо кого‑то обвинять. И он давно нашел кого – меня.
– В таком случае брось его! Или хочешь позволить ему казнить тебя по гроб жизни? Готова простоять еще сорок – пятьдесят лет на коленях, шепча покаянную молитву? Не чересчур ли велик срок для искупления вины? Ты еще молода. – Ее слова производили поразительное действие: казалось, в темной комнате раздвинулись тяжелые занавески, до этого не пропускавшие яркий солнечный свет.
Мэри Стюарт целый год просидела в темном углу, скорбя и посыпая голову пеплом. Самое странное, что все говорилось именно в этой комнате. Казалось, рядом стоит сам Тодд. Сказанное Таней буквально всколыхнуло в ней все, что накопилось за год. Ей вдруг захотелось обозлиться на Билла, наорать на него, как следует наподдать. Как можно быть таким глупцом! Почему он не щадит их брак?
– Не знаю, что и подумать, Тан. Все так запутанно... Представь ужас бедняжки Алисы, когда она приехала на Рождество! Она застала нас в таких растрепанных чувствах, что сразу стала рваться обратно в Париж. – В итоге дочь улетела да четыре дня раньше, чем усугубила чувство вины, сжигающее мать.
– В твоем распоряжении время, чтобы наладить с ней отношения. В данный момент важнее заняться собой, собственными потребностями. Хватит позволять Биллу над собой измываться! Пора примириться со случившимся. Хорошо об этом подумай, потом потолкуй с Биллом – уж больно легко он выкрутился!
– Вряд ли, – возразила Мэри Стюарт, качая головой, – По‑моему, он весь покрылся льдом, а теперь боится оттаять, что еще больнее.
– Если не решится, погубит тебя и ваш брак.
Если уже не погубил... Таня еще не разобралась, до какой степени подруге необходимо спасение. Она была рада, что забрела в комнату Тодда.
– Спасибо, Танни, – Мэри Стюарт встала, Таня положила руку ей на плечо, Мэри Стюарт распахнула шторы, и комната наполнилась светом. – Он был славным мальчиком. Мне все еще не верится, что его больше нет.
– Мы никогда его не забудем, – подбодрила ее Таня. Они покинули комнату рука об руку, со слезами на глазах.
Таня выпила вторую чашку чая и уехала в отель переодеться для приема.
После ее ухода Мэри Стюарт еще раз заглянула в комнату сына и задернула занавески. Закрыв дверь, она вернулась к себе. Возможно. Таня права. Вероятно, она не так уж и виновата, а виновен один Тодд и никто другой. Но сердиться на него она все равно не могла. Гораздо проще рассердиться наего папашу, так же как последнему – свалить вину на Мэри Стюарт за то, что случилось.
Она сидела и размышляла, когда позвонила Алиса. Поболтав немного с дочерью, Мэри Стюарт рассказала о Тане, но о разговоре в комнате Тодда промолчала. Она сказала, что Таня зовет ее с собой к Фелиции Дейвенпорт, но Мэри Стюарт хочет отказаться – чувствовала себя эмоционально опустошенной.
Алиса возмутилась, что мать собирается упустить такую возможность:
– Ты с ума сошла! Тебе ведь никогда больше не представится такого шанса! Ступай, мама. Приоденься и ступай. Я вешаю трубку, чтобы тебя не отвлекать. Надень черное платье от Валентино.
– Которое ты сама все время носишь?
Разговор с дочерью ее оживил. Они всегда были близки, а после смерти Тодда стали еще ближе. Алиса никогда не подводила мать, всегда была рядом, пусть и не в прямом смысле. Мэри Стюарт хотела извиниться перед ней, что так долго хандрила, но решила не говорить о грустном.
Повесив трубку, она заставила себя принять ванну, привела в порядок и натянула платье, которое ей посоветовала надеть дочь.
В красивом платье, в туфлях на высоком каблуке, с расчесанными до блеска волосами она преобразилась в утонченную, элегантную даму. Она очень умело нанесла косметику, надела бриллиантовые Серьги – давний подарок Билла – и, осмотрев себя в зеркале, удовлетворенно улыбнулась.
Она осталась довольна своим видом, только непривычно появляться на людях без мужа...
Таня позвонила и обещала за ней заехать. Мэри Стюарт спустилась вниз и дождалась лимузин подруги. Сев в машину, она затаила дыхание; на Тане была свободная, почти прозрачная розовая шифоновая блузка и черные атласные брюки, подчеркивавшие потрясающую фигуру – плод усилий умелых тренеров. На ногах – черные атласные туфли на высоком каблуке.