Я мою окна, подоткнув подол широкой юбки. Проходящие по улице парнишки, увидев меня, кричат задорно: «Ciao, ragazza!» [3] . На мгновение я, дочь северных теней и многолюдных подземок, ощутила себя знойной Маленой в платье с алыми маками.
Сулеме кстати вспомнила, что Талита, владелица соседней квартиры на моей лестничной площадке, сдала ее «какому-то иностранцу».
Сулеме особо выделила последние слова, будто я своя, одной крови с жителями Овального города, для которых все приезжие одинаковы. Мне это даже приятно. «Надеюсь, нормальный жилец будет. Честно говоря, мы предпочитаем не сдавать квартиры одиноким мужчинам, сама понимаешь. Но этот вроде приличный человек, книги пишет. Так что, Север, ты обрати внимание. Вдруг и выйдет что-то путное».
Я улыбаюсь. Говорю, что уже нашла мужчину своей мечты. От удивления Сулеме открывает рот, сигарета падает на пол: «Ну ты и резвая!» – «Так, Сулеме, вы ведь с ним знакомы!» – «Как так?» – «А вот так! Зовут его Пако». В глазах аргентинки вспыхивает огонек, и спустя секунду она заливается хриплым смехом.
Пако, будто поняв, что речь идет о нем, подбегает и лает, аккомпанируя нашему гоготу.
21
Я, наверное, была плохим другом, раз обо мне не вспоминают те, с кем когда-то я держалась за руки. Стараюсь об этом не думать. Что толку? Только временами корю себя, когда вижу шумные компании и вспоминаю, как мы срывались на выходные, обрубив все средства связи – как щупальца, которые могут достать, стремились вдоволь «наесться» радостью, чтобы потом вернуться с новыми силами. В это «мы» вмещалось не так много людей – три близкие подруги, которым не нужно было объяснять необъяснимое.
Мы были друг у друга и, казалось, готовы были просидеть всю зиму на одном диване, наблюдая столкновение атмосферных фронтов сквозь большое окно гостиной.
Когда я узнала свой диагноз, пару недель им об этом не говорила. Не знала как, да и не хотела сеять панику. В итоге не выдержала и все рассказала – буднично, даже не расплакавшись. Неделю они мне звонили, говорили со мной жалостливо, как с маленькой, скрывали от меня радостные события своей жизни, а потом и вовсе перестали звонить, приходить. Искать.
Спустя какое-то время я встретила знакомую, которая передала мне слова одной из моих подруг. «О чем с ней общаться? Ей теперь наше, земное, неинтересно». Вот так и проверяется, кто с тобой только до следующей станции, а кому всегда по дороге. Я поблагодарила знакомую за правду в лицо, а вскоре купила билет в Овальный город.
Как мне было грустно отпускать близких людей! Горько, больно и стыдно, что не разглядела, допустила, осталась одна. С тоской и болью, но главное – я все-таки их отпустила. Как же легко написать слово «отпустила», какие-то девять букв. И за каждой из них череда страхов, глубокая потребность пережить, опуститься на дно внутреннего колодца, оплакать потери. А слезы, как назло, начав литься, не останавливаются: кажется, можно действительно выплакать глаза или вот-вот под ногами образуется болото и есть угроза увязнуть в нем с концами.
С самого первого дня в Овальном городе я встречаю людей, которые, словно в награду за мои потери в прошлом, дарят мне искреннее тепло, приносят угощение, поддерживают простыми и душевными словами. Пусть они не обещают вечной любви и дружбы, не бросаются громкими словами. Просто входят в мои дни и наполняют их теплом, тем, в чем я так сильно нуждаюсь. Я все еще не очень хорошо говорю на их языке, только на английском, но уже знаю правила местной жизни и неплохо готовлю национальные блюда. Например, груши, фаршированные сладким рисом.
Выхожу с работы и, как всегда, иду к набережной. Через эстакаду. Я каждый день прихожу к морю, считаю гребешки набегающих волн, и мне кажется, что сейчас где-нибудь совсем рядом я увижу свет маяка.
Через эстакаду. Я каждый день прихожу к морю, считаю гребешки набегающих волн, и мне кажется, что сейчас где-нибудь совсем рядом я увижу свет маяка. Вспоминаю слова бабушки, когда я прибегала к ней, недовольная окружающим миром: «Деточка, а иногда полезно не усердствовать и молча наблюдать за тем, как все пойдет. Лечись тишиной, мало-мальски участвуй в жизни – ты увидишь, как самые тугие узлы развяжутся. Самое главное чаще всего находится рядом, под носом – надо лишь внимательно оглядеться. А вместо этого мы изводим себя, бросаемся из крайности в крайность, ищем выход – и обнаруживаем его слишком поздно, когда перегорит».
Я полюбила Овальный город. За прямолинейность. Такое ощущение, что здесь нет женщин, которые ночами отворачиваются к стене с мыслью «ну обними же меня!», и мужчин, просыпающихся по утрам с вопросом, какую сегодня найти причину для позднего возвращения. Здесь живут честно – либо в гордом одиночестве, либо с по-настоящему любимым человеком. Нет середины – либо дно, либо поверхность.
Жители этого города внутренне свободны. Ценный совет дала мне Начо: «Позволь себе дышать полной грудью и не загоняй себя в рамки. Сила у того, кто верит в свою силу».
…Возвращаюсь домой, по дороге покупаю свежее благоухающее печенье и блок сигарет. Врач наказал мне соблюдать диету и бросить курить. Я не делаю ни того, ни другого. Это не протест. Я просто хочу жить, а не доживать. Не думать о том, сколько мне осталось. Я пока еще здесь, в моей истории не поставлена точка, что-то дописываю и ничего не вычеркиваю.
Мои силы – миротворческие. Все, что делает меня счастливее, делает меня ближе к миру.
Я спешу выйти на задний двор ресторана, вдохнуть воздуха. Закуриваю, прислонившись к нагретой солнцем стене. Мимо проносятся люди, говорящие на чужом языке, и мне вдруг так хочется вернуться туда. Буквально на денек. Походить по хрустящему снегу, постоять в пробках, потом юркнуть в метро и ждать, когда через девять станций доеду до своей, выйду из подземки снова в мороз и закурю долгожданную сигарету.
Кто-то, пройдя мимо, толкнет локтем, кто-то проворчит: «Женщина, вам что, больше стоять негде?», а кто-то остановится спросить время и улыбнется, сказав между делом: «До Нового года чуть-чуть осталось». И я кивну, улыбнусь в ответ и позвоню подруге спросить о планах на каникулы, о поездке за город, где белая тишина, бегают белки, а в печи румянится и разносит аромат по всему дому большой пирог. И подруга тоже засмеется, скажет, что с «этой чертовой работой» совсем забыла о празднике, предложит на днях поехать по магазинам. Мандаринов прикупить. Желательно, абхазских. Да, мандарины, куда же без них – праздник должен пахнуть праздником!
Мой Город непогод предназначен для быстрой жизни. В нем борешься, завоевываешь, получаешь и спешишь, даже если спешить пока некуда. Там нет времени болеть: если грипп – то на ногах; если разболелась голова – то сразу таблетку. В Городе непогод невозможно представить, что боль пройдет сама, – ее надо побыстрее ликвидировать, она – враг, потому что через час заканчивается рабочий день или потому что пятница, а провести выходные дома, болея, значит лишить себя глотка свободы вплоть до следующей пятницы.
Там трудно без любви, потому что любовь – вообще единственное, что согревает. Вечером, измотанная работой и расстояниями, заходишь домой, с трудом стаскиваешь промокшие сапоги… и вдруг видишь его.