– Так это недавний подарок? – Инспектор Барри повернулась к Эмбер.
– Да. Для удачи в работе. – Эмбер обхватила себя руками. – Я купила эти часы в Нью-Йорке, а гравировку заказала здесь.
Инспектор Барри переваривала информацию.
– И вчера же вы привезли их домой.
– Вечером, примерно в восемь. Но я не заметила, чтобы меня кто-то преследовал. Хотя я смотрела только на дорогу – я ведь привыкла водить по другой стороне. Извините, что не могу вам помочь. – И Эмбер бросила виноватый взгляд на Германа.
– Знаешь, если ты вспомнишь все места, где вчера побывала, то инспектор могла бы отсмотреть записи с камер наблюдения или поспрашивать, не видел ли кто чего, – предло-жил Герман.
Эмбер посмотрела на него, прищурившись, а инспектор Барри так и зашныряла глаза-ми.
– Сейчас? Ты хочешь, чтобы я сейчас все перечислила?
– Да. А почему бы и нет?
– По-моему, в этом нет необходимости, мистер Бэнкс. Возможно, за миссис Бэнкс кто-то и ехал, как вы говорите, но сейчас это уже не докажешь, да и людей спрашивать беспо-лезно. А кстати, куда вы ездили, миссис Бэнкс?
– В Бат.
– В Бат, – повторила инспектор Барри с улыбкой. – Проводить подобные опросы в Бате возможно, конечно, но это все равно что искать иголку в стоге сена. Бат очень большой город, и я уверена, что миссис Бэнкс, как бы ни старалась, не вспомнит всех мест, где побывала вчера, поскольку наверняка была в первую очередь озабочена тем, как бы не заблудиться в незнакомом месте. Верно я говорю, миссис Бэнкс?
Эмбер с заметным облегчением кивнула:
– Мы с Германом долго не ложились спать. Его отец болен, и мы разговаривали по те-лефону с родственниками. Мы легли не раньше часу ночи. Я встала в шесть, мне не спалось.
– То есть вы полагаете, что кража была совершена между часом ночи и шестью часами утра?
Эмбер кивнула и посмотрела на Германа, который кивнул в ответ.
– Разумное предположение.
– А где находится ваша спальня?
– На втором этаже, прямо под кабинетом. Хотя… – Эмбер вопросительно взглянула на мужа: нужно ли упоминать подробности, но он не понял ее и никак не отреагировал. Тогда она неловко кашлянула и сказала, смущаясь: – Герман прошлой ночью спал в другой комна-те, ее окно выходит на задний двор.
– Хорошо, мы примем это к сведению. – Инспектор Барри внимательно посмотрела на них. – Нам нужно проверить, не было ли вчера в округе других происшествий и нет ли связи между ними и пропажей часов. А вам я советую установить сигнализацию, чтобы предотвратить или по крайней мере затруднить проникновение в дом преступников. У Хэтти наверняка есть телефон надежной охранной компании: она часто к ним обращается. Если в вашем деле появится что-то новенькое, я дам вам знать. Идет?
Герман разочарованно пожал ее протянутую руку.
– Можно мне напоследок сходить у вас в туалет? Не удивлюсь, если врачи потом ска-жут, что ребенок пророс у меня в мочевой пузырь.
Эмбер усмехнулась.
– Ой, что я вижу! – воскликнула инспектор Барри, снова меняя тему. – А вы консерва-тор, мистер Бэнкс. Прямо не верится, что старый «Ундервуд» еще работает.
– Что, простите? – Герман взглянул, и волосы у него на затылке зашевелились.
Возле «Ундервуда» лежала тонкая стопка отпечатанных листов. Герман взял первый и стал читать.
ИСКУПИТЕЛЬ
Глава первая
Эдвин Грей ступил на топчак в лондонской тюрьме «Бедфорд» – начинался первый день трехмесячной каторги.
Ему дали десять лет заключения и поначалу бросили в одиночку, где он ежедневно должен был крутить барабан. Это была сокрушающая душу пытка, тяжкий труд, не при-носящий удовлетворения. Он должен был произвести десять тысяч оборотов в день, вра-щая большой металлический стержень под скрежет гравия в барабане.
На одном конце рычага имелся счетчик, на другом – зубчатая шестерня и лопасти, мелящие гравий. Тю-ремщики нарочно так закрепляли рычаг, чтобы Эдвину было как можно тяжелее рабо-тать. На счетчике должно было набежать две тысячи оборотов перед завтраком, три тысячи перед обедом, три тысячи перед ужином, и еще две тысячи раз он должен был по-вернуть барабан, чтобы заслужить разрешение на сон. Не то чтобы еда и постель стоили таких мучений, но, откажись он от работы, он просто не выжил бы. Ладони горели, соз-нание мутилось от голода, жажды и одиночества – компанию ему ненадолго составляли лишь грубые тюремщики, которые всякий раз изводили его насмешками, закрепляя рычаг. Когда Эдвин выполнил это бессмысленное и мучительное задание, ему назначили следую-щее.
И вот он стоял в маленькой камере, на топчаке, готовясь пережить еще три месяца истязаний. Из соседних камер порой доносились стоны и чье-то тяжелое дыхание, но об-щение между заключенными было запрещено, хотя со временем он все-таки научился пере-говариваться с соседями и узнавать новости из мира за тюремной стеной.
Теперь Эдвин должен был вращать другое колесо – большой деревянный цилиндр, обитый железом, со ступенями через каждые семь дюймов. Держась руками за поручни, он шагал по ступеням, вращая своим весом колесо. Сил хватало только на десять минут, за-тем он делал пятиминутный перерыв, чтобы поработать еще десять минут, и так не ме-нее десяти часов в день в течение трех месяцев. Это было крайне изнурительно, он споты-кался, ноги разъезжались на ступенях, однако со временем он втянулся, нашел определенный ритм, позволявший выжить в таких невыносимых условиях. И пусть Эдвин был заперт в одиночной камере, грязный, полуголодный, с болью во всем теле, он ни разу не пожалел о поступке, что привел его в тюрьму: он убил любимую жену, которая предала его, изменив с другим.
Пораженный прочитанным, Герман опустил страницу.
– Что с вами, мистер Бэнкс?
Он в смущении поднял глаза:
– Это вы принесли?
– Что, простите? Нет. Когда мы вошли, стопка лежала на столе. Сама я не читатель и уж тем более не писатель. А это разве не ваше?
Герман вновь взглянул на страницу, пытаясь в подробностях вспомнить, что он делал прошлым вечером. Записал в тетрадь кое-какие идеи и вопросы, но не печатал на машинке.
– Точно не ваше, мистер Бэнкс? – настойчиво повторила инспектор Барри.
– Ну как же! Мое, конечно! Это моя идея, но… – Герман перевел взгляд на Эмбер: не она ли подложила страницы ему на стол, однако она была явно смущена и встревожена. Он покрылся потом, в голове стало горячо и мутно. – Простите, я никак не пойму… Это не вы… – обратился он к Максвеллу и не договорил, потому что по красноречивому взгляду сержанта понял, что продолжать не стоит.
– Если это не ваша работа, мистер Бэнкс, то так и говорите. Я отвезу написанное в участок. Можно мне взглянуть? Там содержатся угрозы? Требование выкупа? Что там та-кое?
– Нет, это роман… мой роман. – Он взял листы и крепко прижал к груди, чтобы никто не мог прочитать. – Извините, мне что-то нехорошо…
– Ты сегодня ничего не ел, Герман. – Эмбер взяла его за руку. – Идем вниз. Ты приля-жешь, а я приготовлю тебе поесть. Простите нас, пожалуйста, – обратилась она к инспектору Барри и сержанту Джонсу.
– Ничего страшного, мы все равно уходим. Надеюсь, мистеру Бэнксу вскоре станет лучше.
– Напрасно только время потратили, – вздохнул Максвелл, когда они помахали Эмбер. Инспектор Барри, кряхтя, устраивалась на сиденье. – Какого черта мы тут так долго торча-ли?
– Точно не знаю. Что до меня, то мне нравится отираться возле богачей. Они забавные, и у них всегда вкусный кофе.
– Так что ты думаешь? – Максвелл включил двигатель.
– Я думаю, что она очень мила, – ответила инспектор Барри, оглядываясь на Эмбер, фигурка которой все уменьшалась в размерах по мере их отдаления.