Дорогой брат!
Вот уже четверть столетия мы связаны дружбой и общими делами, поэтому, не испрашивая твоего разрешения, я посвящаю тебе это не очень серьезное, легкомысленное творение. Прочитав эту небольшую повесть, ты, конечно же, в отличие от критиков, не будешь отождествлять меня с ее героем. Мне также нет нужды объяснять тебе, что повесть не преследовала цели поощрять прелюбодеяние, ношение исключительно верхней части пижамы или регистрацию браков в мэрии. Книга также не имела цели отбить охоту играть на деньги.
С любовью и благодарностью,
Грэм ГРИН
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
- Мне кажется, что эта небольшая, позеленевшая от времени статуя человека в парике верхом на лошади - одна из самых знаменитых достопримечательностей во всем мире.
Я сказал Кэри:
- Видишь, как блестит у лошади правое колено? К нему, вероятно, очень часто притрагивались, как к ступне Святого Петра в Риме.
Она нежно и старательно, будто полируя, потерла это колено.
- Разве ты веришь в приметы? - спросил я.
- Да.
- А вот я - не верю.
- Я верю во все приметы. Я никогда не прохожу под лестницей. Я бросаю соль через правое плечо. Стараюсь не наступать на щели между плитами тротуара. Милый, ты связываешь судьбу с самой суеверной женщиной на свете.
Многие люди несчастливы. А мы - счастливые. И я не хочу ни на гран рисковать своим счастьем.
- Ты так старательно потерла это колено, что нас обязательно ждет удача за столом рулетки.
- Не о такой удаче я просила, - ответила она.
- О тот вечер я вспомнил, что наше счастье началось две недели назад в Лондоне. Мы должны были обвенчаться в церкви Святого Луки на Мейда-Хилл и собирались провести медовый месяц в Борнмуте. Честно говоря, мы не ожидали от свадебного путешествия особенного наслаждения, а по мне, в конце концов, все равно куда ехать, лишь бы Кэри была рядом. Конечно, мы могли позволить себе поехать в Ле-Туке, но все-таки решили остановиться на Борнмуте, потому что наши знакомые Реджи и Труффиты собирались отдыхать в Ле-Туке, а нам хотелось побыть одним.
- К тому же ты просадил бы все деньги в тамошнем казино, - сказала Кэри, - и нам пришлось бы вернуться домой очень быстро.
- Цифры - моя стихия, - запротестовал я. - Целыми днями мне приходится иметь с ними дело.
- Какая жалость, что в твоей жизни это уже не первый медовый месяц. Ты весело провел свой первый - в Париже?
- Ну, допустим, это был не месяц, а всего лишь уикэнд, - осмотрительно заметил я.
- Ты очень ее любил?
- Пойми же наконец, - устало ответил я. - С того времени прошло уже более чем пятнадцать лет. Тогда ты еще пешком под стол ходила. Не мог ведь я все это время ожидать встречи с тобой!
- Но ты же ее любил?
- В тот самый вечер, как она меня бросила, я устроил Ремеджу роскошный обед и угостил его самым лучшим шампанским, какое только мог найти. У нее была мерзкая привычка по ночам брыкаться в постели: на одной кровати с ней у меня просто не было места, чтобы как следует выспаться.
- А может быть, я тоже брыкаюсь по ночам?
- Ты - совсем другое дело. Мне даже хочется, чтобы ты брыкалась - тогда я всегда буду уверен, что ты рядом. Представь себе только, какую уйму времени мы тратим на сон.
Четверть жизни!
Высказанная мною мысль заставила ее надолго задуматься. В отличие от меня, цифры никогда не были ее стихией.
- Более, - наконец заключила она, - гораздо более. Например, я люблю поспать часов десять.
- Еще хуже, - заметил я. - Добавь к этому часов восемь на работе без тебя. А еда? Эта отвратительная привычка - необходимость есть...
- Хорошо, я обязательно буду брыкаться, - заверила она.
Эта беседа происходила за ленчем как раз в тот самый день, когда начиналось наше так называемое счастье.
Обычно мы встречались в баре "Волонтер", расположенном недалеко от моей конторы. Кэри пила сидр и с завидным аппетитом поедала холодные сосиски. Я был свидетелем, как однажды она за один присест съела пять сосисок, а потом еще и яйцо всмятку.
- Если бы мы стали богатыми, - отметил я, - ты бы не тратила столько времени на приготовление еды.
- Кто знает, возможно, еда отнимала бы у нас еще больше времени. Вот смотри, эти сосиски... Хоп, и их уже нет. Разве за такое короткое время мы бы управились с икрой?
- А еще голавль, запеченный в тесте.
- И совсем небольшой зажаренный весенний цыпленок с зеленым горошком.
- А суфле "Ротшильд"?
- Ох, пожалуйста, не нужно быть богатыми, - взмолилась она. - Мы бы сразу же разлюбили друг друга, если б у нас появились большие деньги. Я стала бы такой полной...
- Для меня твоя внешность не играет никакой роли.
- Ну не скажи, - запротестовала она. - Ты сам прекрасно понимаешь некрасивых и толстых не любят.
Разговор как-то сам по себе внезапно оборвался. Кэри была еще слишком юной, чтобы быть мудрой, но ее возраст уже позволял ей хорошо понимать, что не всякую мудрость можно высказать вслух.
Я возвратился в величественное здание своей конторы, где повсюду стекло, стекло, стекло и блестящий мраморный пол, и современные скульптуры в альковах, похожие на статуи святых в католических соборах. Я работал помощником бухгалтера (перезревшим помощником бухгалтера), и само величие этого здания делало мое дальнейшее продвижение по служебной лестнице почти что невероятным. Чтобы подняться выше первого этажа, мне самому нужно было бы стать чем-нибудь вроде изящной статуэтки.
В небольших и не очень комфортабельных конторах в Сити одни клерки умирают, другие занимают их места на служебной лестнице; опытные джентльмены следят за младшими коллегами, помогают им, опекают их, как в романах Диккенса. Но здесь, в огромном производственном помещении, с мерным постукиванием телетайпов, стрекотанием машинок каждый сотрудник чувствует, что человека, не закончившего специального колледжа для привилегированных особ, шансов сделать карьеру нет никаких. Не успел я сесть на место, как по селектору разнеслось:
- Мистера Бертрама приглашают в десятую комнату. Мистер Бертрам - это я.
- Кто там находится в этой десятой комнате? - спросил я.
Никто не знал. Кто-то предположил:
- Это, наверное, где-то на восьмом этаже.
В голосе слышалось глубочайшее уважение, как будто речь шла о вершине Эверест - восьмой этаж вознесся в небо настолько высоко, насколько разрешали в то время предписания лондонского муниципалитета.
- Кто занимает десятый кабинет? - спросил я у лифтера.
- Неужели не знаете? - хмуро удивился он. - Вы давно здесь работаете?
- Пять лет.