У Джанет возникло ощущение, что тот кто выдавал себя зa полицейского, повелел неистовствовать ветру, чтобы тем самым придать своей угрозе еще более драматический характер, хотя на самом деле такой властью он вряд ли обладал.
- Когда приду за вами на рассвете, вырву ваши сердца и сожру их.
Как и глаза, голос тоже полностью изменился. Стал низким и грозным, словно доносился прямо из преисподней.
Он сделал шаг в их сторону.
Джанет тоже отступила, потянув за собой Дэнни. Сердце ее колотилось так громко, что мучитель, видимо, слышал его удары.
Собака, поджав хвост, тоже попятилась назад, то жалобно воя, то грозно рыча.
- На рассвете, сука. За тобой и твоим курносым ублюдком. Шестнадцать часов. У тебя осталось ровно шестнадцать часов. Ты слышишь, сука? Тик-так… тик-так.
В то же мгновение стих ветер. Наступила гробовая тишина. Не слышно было ни шелеста листьев, ни глухих paскaтов грома. Чуть впереди ее лица, справа, прямо в воздухе застыла ощетинившаяся длинными эвкалиптовыми листьями веточка.
Она висела совершенно неподвижно, словно поднявший ее на эту высоту ветер сбежал от нее, и тем не менее она никуда не падала, как скорпион в акриловом пресс-папье, однажды купленном Венсом в сувенирной лавке в Аризоне.
Веснушчатое лицо полицейского растягивалось, сжималось и вновь распухало, словно упругий резиновый мяч, в который мощный насос толчками вгонял воздух. Его зеленые кошачьи глаза, казалось, вот-вот вылезут из обезображенных орбит.
Джанет хотелось бегом пуститься к машине, своему убежищу, дому, захлопнуть за собой все дверцы и на полном газу умчаться отсюда, но она не могла сдвинуться с места, не смела повернуться к нему спиной. Так как в душе знала, что стоит ей только сделать это, как она тотчас будет разорвана на мелкие куски невзирая на обещанные шестнадцать часов, потому что он мысленно приказывал ей смотреть на него и пришел бы в неописуемую ярость, если бы она посмела воспротивиться его воле.
Сильные мира сего невыразимо горды своим могуществом. Боги страха без меры самодовольны и обожают, когда ими восхищаются, и сами собой любуются, видя, как их мощь заставляет трепетать от ужаса тех, кто бессилен перед ними.
Раздувшееся, как пузырь, лицо полицейского начало на глазах таять, черты его слились, глаза превратились в маслянисто-жидкие кипящие красные озера, и вытекающее из них масло, впитавшись в одутловатые щеки, сделало его совершенно безглазым, нос провалился в рот, губы растянулись во всю ширь подбородка и щек, и не стало уже ни того, ни другого а только сплошная липкая тестообразная масса.
Но от податливой, как расплавленный воск, плоти не шел пар, она не скапывала и не стекала ручейками на землю, потому что жар, плавивший ее, был, скорее всего, обыкновенной иллюзией.
Может, вообще все это было лишь иллюзией, гипнозом, внушением? Это бы многое объяснило, правда, задало бы и уйму новых вопросов, но все же кое-что прояснила бы.
Тело его пульсировало, изгибалось, принимая под одеждой различные формы. Затем одежда на глазах стала таять и растворяться, превращаясь в тело, словно была не настоящей одеждой, а неотъемлемой его частью. На какое-то мгновение новообразование сплошь покрылось густой черной шерстью, затем громадная, удлиненная голова, мощная шея и шишковатые, сутулые плечи начали принимать новые очертания, зажглись злобные желтые глаза, ощерились зловещие клыки, выросли лапы с огромными когтями, словно у оборотня в кино.
В каждый из четырех предыдущих раз это существо являлось перед Джанет в различных образах, словно стремясь поразить ее своими возможностями. Но то, что произошло сейчас, полностью застало ее врасплох. Не успело туловище его целиком принять очертания оборотня, как тотчас вновь обрело человеческий облик, но уже не полицейского. А Венса. И, хотя черты лица еще не были окончательно оформлены, она была уверена, что существо начало превращаться в ее мертвого мужа.
Те же черные волосы, те же очертания лба, тот же цвет пока еще бледно обозначенного глаза и тот же злобный взгляд.
Воскресение из мертвых Венса, уже целый год пролежавшего в песках Аризоны, более чем все остальное, что демонстрировало существо, потрясло Джанет, и крик ужаса вырвался из ее груди. От страха закричал и Дэнни и еще теснее прижался к матери.
У Вуфера, в отличие от других приблудных псов, было верное сердце. Он перестал жалобно скулить и повел себя так, словно всю жизнь пробыл с ними. Оскалив морду, зарычал и в знак грозного предупреждения щелкнул зубами.
Лицо Венса так и осталось незавершенным, но зато прекрасно обозначилось его тело, и оно было голым, как той ночью, когда она сонного укокошила его. На горле груди и животе обозначились зияющие раны от кухонного ножа которым она зарезала его, но не было никакой крови черного цвета; раны гноились и были ужасны.
Венс поднял руку, пытаясь ее схватить.
И тогда в атаку ринулся пес. Бродяжничество не сделало Вуфера слабым и больным. Это был сильный, мускулистый зверь, и, бросившись на грудь призрака, он взлетел в воздух легко, как птица.
Неожиданно злобное рычание его было странным образом прервано, а сам он, вытянувшись в струнку, неподвижно завис в воздухе, словно застывшее на видеопленке изображение. Своеобразный стоп-кадр. На оскаленной пасти и черной шерсти вокруг нее, словно иней, застыла пена, а два ряда клыков блестели, как маленькие острые сосульки.
Эвкалиптовая веточка, одетая в серебристо-зеленый лиственный наряд, повисла в воздухе справа от Джанет, собака - слева от нее. Воздух, казалось, загустел, навек сковав неподвижностью Вуфера в момент его истой отваги, хотя Джанет, когда решилась, могла свободно дышать.
Незавершенный Венс, обходя собаку, двинулся в ее сторону.
Подхватив Дэнни, она опрометью бросилась прочь, боясь, что и сама вот-вот замрет на полушаге. Интересно, что она почувствует? Станет ли вокруг темно, когда ее парализует, или она увидит, как Венс, обойдя ее сзади, снова появится у нее перед глазами? Обступит ли ее со всех сторон тишина или она снова услышит ненавистный голос мертвеца? Почувствует ли боль от града сыплющихся на нее ударов или будет такой же бесчувственной, как подвешенная в воздухе веточка эвкалипта?
Лавина ветра, словно наводнение, со свистом пронеслась по улочке, чуть не сбив ее с ног. И мгновенно все снова наполнилось звуками.
Она обернулась как раз в тот момент, когда Вуфер, обретя подвижность, завершил свой прерванный прыжок. Но врага и след простыл. Венс испарился. Собака приземлилась на асфальт, поскользнулась, по инерции пролетела немного вперед, кувырнувшись через голову, снова вскочила на ноги, во все стороны недоуменно и испуганно вращая головой, выискивая своего, словно провалившегося сквозь землю, врага.
Дэнни отчаянно ревел.
Угроза, казалось, миновала. На улочке никого не было, кроме Джанет, ее ребенка и собаки. Тем не менее, поторапливая Дэнни, она заспешила к машине, желая побыстрее убраться отсюда, испуганно косясь на густо поросшую кустарником лощину и смутные тени за огромными стволами, опасаясь, что тролль вновь может появиться из своего логова и сожрать их раньше намеченного срока.
Вспыхнула молния. Раскаты грома прозвучали ближе и громче, чем раньше. Запахло дождем. Воздух, пропитанный озоном, вызвал в памяти Джанет запах горячей крови.
8
Гарри Лайон сидел за столиком в дальнем углу ресторана, зажав в правой руке стакан воды и уперевшись кулаком левой в бедро. Время от времени мелкими глотками он отпивал из стакана воду, и каждый глоток казался ему холоднее предыдущего, словно рука его источала холод, а не тепло. Взгляд его скользил по neревернутой мебели, погубленным растениям, разбитому стеклу, разбросанной повсему полу пище и пятнам густеющей крови. Девятерых раненых уже унесли, а два трупа все еще оставались там, где их настигла смерть. Над ними хлопотали полицейский фотограф и специалисты из лаборатории.