Все трое подходят.
Из этой троицы я кое-что слышал только о Сен-Жюсте. Этот недоросток на каждом углу хвастался, что еще за несколько лет до Смуты публично оскорбил Королеву. Тогда Ее Величество простила наглеца. Два месяца назад гражданин Сен-Жюст лично руководил судом, отправившим Королеву на эшафот…
– И последнее, гражданин Амару. Вы думаете, что шпион и помощник Робеспьера – разные лица?
Чернявый пожал плечами:
– Так думает гражданин Вадье. Но лучше вам поговорить с ним лично. А пока – спешите! Они взяли нас за глотку, еще немного, и…
Я с удовольствием допил кофе, пожалев, что не могу слегка пооткровенничать с чернявым. Я представил, как вытянется его физиономия, когда гражданин «комитетчик» узнает, кто перед ним, и еле сдержал улыбку. Хорошо, когда можно бросить в лицо таким, как он: «Плевал я на вашу смерть!» Ничего, еще успею. Пока же не грех кое-что узнать…
– Мои полномочия, гражданин Амару? Я давно не работал в Париже…
Чернявый пожал плечами:
– Формально – не меньшие, чем у Шометта или Реаля. Но вы правы, здесь, в Париже, все не так просто. Любое ваше решение могут немедленно оспорить. Впрочем, право ареста за вами остается. Кроме делегатов Конвента, конечно…
– Ареста? – я невольно хмыкнул, вспомнив разговор с Вильбоа. – А освобождения?
– В каком смысле? – Амару был явно удивлен. – Вас самого не тронут, вы неприкосновенны. А освобождать… Если что, обратитесь ко мне, но и я не всемогущ. Здесь, увы, Париж. Без санкции Шометта и визы гражданина Робеспьера нельзя освободить даже уличного воришку. Кто у вас расписался на пропуске от Комитета спасения? Бийо-Варенн? Его подписи мало…
Я кивнул, стараясь глядеть в сторону. То, что с удостоверением национального агента Шалье что-то не так, я понял давно. Выходит, чернявый не знает, что первым на документе расписался именно Неподкупный! Он, а не гражданин Вадье! Да, интересно получается…
– Пойду, – Амару встал и поморщился. – У нас новая напасть. Гражданин Ножан из Сен-Марсо собирается брать приступом Конвент. Робеспьер по этому поводу срочно простудился, а гражданина Вадье скрутила подагра. Разбираться, естественно, мне!..
Ножан из Сен-Марсо! Тот, кто стоял в моем списке предпоследним и о ком с таким пылом повествовал гражданин Огрызок. Если он и вправду приведет своих санкюлотов в Тюильри, то такое зрелище пропустить поистине грех!
Шарль Вильбоа закашлялся и судорожно глотнул воздух.
– И вы… И вы это пьете, гражданин Люсон?
– Грапп, – самым наивным тоном пояснил я. – Марсельский. Слабо вам, парижанам?
Полкружки граппа – первое, чем я встретил своего гостя. Вильбоа, выписавшийся утром из больницы, уже успел обегать, по его словам, весь город и теперь завернул ко мне, в «Друг патриота».
Шарль вытер выступившие на глазах слезы и осторожно поставил кружку на стол.
– Ужас… Как такое можно пить? Судя по вашему фанфаронству, гражданин Люсон, вы родом как минимум из Гаскони!
Я лишь развел руками. Край, где даже осенью светит солнце, где широкие окна постоянно открыты свежему морскому ветру…
– Во всяком случае, это полезнее, чем ваше северное пойло, – невозмутимо парировал я. – Патриоты не пьют кло-де-вужо!..
– Так говорил бедняга Барбару, – Шарль грустно улыбнулся. – Он тоже южанин, как и вы… Бог мой, когда он привел сюда марсельцев, на него смотрели, как на святого! Робеспьер даже предлагал поставить его бюст в Законодательном собрании…
– Теперь он предпочитает ограничиться лишь головой гражданина святого, – кивнул я.
– Что там наш друг Камилл говорил о свинье?
Вильбоа не ответил, затем не спеша выложил на стол стопку бумаг. Моя часть уже лежала наготове, но я не спешил.
– Можно пару вопросов, гражданин Вильбоа?
Пожатие плеч. Взгляд – странный, какой-то нерешительный.
– Гражданин Люсон… Франсуа… Я обязан вам жизнью и не собираюсь забывать этого. Но на вопросы военного… и иного характера отвечать не буду. Не имею права.
Я не ошибся. Шарль давно понял, какого я цвета. Не хотелось смущать парня, но я решил все же попытаться.
– Всего один шпионский вопрос. Фонд «Вальми».
Вильбоа, похоже, колебался. Наконец вздохнул:
– Ладно! Это уже, собственно, не тайна. О фонде писали не только у нас, но даже в лондонских газетах. Фонд «Вальми» – бывшие королевские ценности, ранее хранившиеся в Гард-Мебле. В сентябре 1792 года их собирались конфисковать, но по приказу Дантона они были тайно изъяты. В газетах напечатали о похищении, даже арестовали каких-то воришек. Теперь это главный секретный фонд Республики. Вначале он составлял 26 миллионов ливров в золоте и драгоценностях. Теперь там значительно больше. Из этих денег была куплена победа при Вальми – маршал Брауншвейг получил знаменитый «Голубой бриллиант» весом в 120 карат. Сейчас фонд финансирует все наши секретные операции. Говорят, именно из-за этих денег поссорились Бриссо и Робеспьер…
– Забавно, – согласился я. – Вожди Революции не могут поделить дамские колье. Интересно, сколько хлеба для добрых санкюлотов можно было приобрести за «Голубой бриллиант»?
Вильбоа пожал плечами. Впрочем, развивать тему я не стал.
– А теперь по-настоящему шпионский вопрос, Шарль. Город Бриньоган, где это?
– Бретань. Маленький городишко, живут в основном рыбаки. Поблизости знаменитая церковь Святого Иринея, которую недавно сжег гражданин Россиньоль. Я там бывал до войны. А что?
Я чуть не присвистнул от удивления. Недаром я запомнил это название. Бретань!
– Бретань! – повторил я вслух. – Любопытно получается, гражданин Вильбоа! Дело в том, что оба мои «дезертира», – я кивнул на бумаги, – родом из Бретани. А ваши?
– Один, – последовал быстрый ответ. – Некто граф Элоа, уверявший, что он потомок герцогов Бретонских. Никакой он не граф и не потомок, но действительно родом из Ванна…
– Как и несчастная Мари дю Бретон, забывшая надеть трехцветную кокарду! Ладно, Шарль, кажется, пора обменяться впечатлениями.
Он слушал внимательно, время от времени делая быстрые пометки свинцовым карандашом на обрывке бумаги. Я старался не увлекаться, но все же не удержался, чтобы не обратить внимание на совпадения – странные, пугающие…
– Так, – наконец подытожил Вильбоа, проглядывая записи, – что из всего этого следует?
– Что мы не сошли с ума, – медленно, убеждая самого себя, проговорил я. – Это было.
– Да… – помолчав, согласился Вильбоа. – Это было, и мы не сошли с ума. В Париже много безумцев, но никто бы не смог выдумать такие подробности.
– Все совпадает, – кивнул я. – Дезертиры почти ничего не помнят. И всем им надо что-то сделать.
…Нет, не им – нам. Я прикрыл глаза и вновь увидел небо – серое, неровное. Оно было так близко – только протяни руку. Но нас не пустили, бросив назад, на отвергнувшую нас землю – потерявших память, забывших обо всем. Отпустили назад – завершить несделанное. Мари дю Бретон хотела накормить детей, Антуан Пари – отомстить, несчастная мадемуазель Араужо – встретить своего жениха, а я… А я пытался найти «Синий циферблат», чтобы исполнить клятву – клятву, которую я забыл вместе со своим именем.