Этим занимались двое алеутов, которые ещё точили для всех копья, и они трудились далеко за полночь, при свете костров из водорослей. К утру берег был усеян освежёванными тушами, а море было красным от крови.
Каждый вечер многие из моих сородичей шли на скалу, нависавшую над бухтой, и считали, сколько каланов добыто за день. Подсчитывая убитых зверей, они думали о бусах и других товарах, которые выручат за их шкуры. Но я никогда не ходила туда вечерами, а при виде алеутских охотников с длинными копьями в крадущихся по воде байдарах начинала злиться, потому что выдры были моими друзьями. Мне было весело смотреть, как они играют или нежатся на солнце среди водорослей. Их игры доставляли мне куда больше радости, чем мысль о бусах, которые я надену себе на шею.
Однажды утром я взяла и выложила всё отцу.
– Сейчас у Коралловой бухты не наберётся и дюжины выдр. А до прихода алеутов их там была уйма.
– В окрестностях острова скрывается ещё много каланов, – отвечал отец, посмеиваясь над моей неразумностью. – Когда охотники уйдут, они вернутся.
– К тому времени тут вообще не останется ни одной выдры, – продолжала я. – Алеуты их всех перебьют. Сегодня они пошли в южную сторону. На следующей неделе найдут другое место.
– Их корабль битком набит шкурами. Ещё неделя – и охотники будут готовы к отплытию.
Я так и думала, что отец рассчитывает на скорое отбытие алеутов. Два дня назад он отправил нескольких юношей в Коралловую бухту – делать чёлн из выброшенного морем бревна.
У нас на острове совсем нет хорошего леса, есть только приземистые, истерзанные ветром деревца. Если море прибивало к нам бревно, что случалось очень редко, его подбирали и приспосабливали подо что-нибудь, а обрабатывали всегда там, откуда его не могло унести случайной волной. Когда отец велел молодым мужчинам долбить бревно в бухте и оставаться ночевать рядом, он явно послал их сторожить алеутов – и дать знать, если капитан Орлов попытается улизнуть, не заплатив за добытые шкуры.
Этого опасались все в нашем селении, так что – помимо тех, кто сторожил в бухте парусник – были ещё сторожа, которые следили за алеутским стойбищем.
Каждый час до нас доходили новые сведения. Юлейп рассказала, что алеутка целый день мыла кожаные фартуки, чего она за всё проведённое на острове время не делала ни разу. Ранним утром Реймо принёс весть о том, что капитан Орлов старательно подстриг себе бороду и выглядит точно так же, как по прибытии к нам. Двое алеутов, которые прежде точили копья, забросили эту работу и теперь только свежевали последнюю добычу.
Мы, жители Галас-ата, понимали, что капитан Орлов готовится со своими охотниками покинуть остров. Заплатит ли он нам за добытых каланов или попробует сбежать под покровом ночи? Не придётся ли воинам племени сражаться за получение нашей законной доли?
Пока алеуты готовились к отплытию, эти вопросы были на устах у всех… у всех, кроме отца, который молчал, но каждый вечер усовершенствовал своё новое копьё.
День, который алеуты наметили для ухода, выдался пасмурный. С севера на остров накатывались огромные волны. Они бились о скалы и с рёвом, поднимая тучи белых водяных брызг, врывались в прибрежные пещеры. Во второй половине дня не иначе как должен был разыграться шторм.
С рассветом алеуты сложили палатки из шкур и перенесли их на берег.
Капитан Орлов и не подумал расплатиться за убитых каланов, поэтому, когда до нас дошла весть о том, что охотники снялись с места, все мои соплеменники заторопились из селения к Коралловой бухте. Впереди шли вооружённые мужчины, следом за ними – женщины. У развилки воины взяли влево и двинулись по тропе, ведущей к воде, а женщины притаились в кустарнике на верху обрыва.
Мы с Юлейп прошли гораздо дальше, к каменной террасе, где я скрывалась в первый день.
Наступило время отлива, и на узкой полосе песка и на обнажившихся камнях валялись связки калановых шкур. Часть охотников уже погрузилась на корабль. Другие ходили по колено в воде к лодке и закидывали в неё шкуры. Алеуты хохотали во всё горло: похоже было, они с радостью покидают остров.
Отец вступил в переговоры с капитаном Орловым. Из-за шума, поднятого охотниками, я не разбирала, о чём они говорят, но по тому, как отец качал головой, видно было, что он недоволен.
– Он сердится, – прошептала Юлейп.
– Пока нет, – отозвалась я. – Когда он по-настоящему сердится, он дёргает себя за ухо.
Юноши, которые выдалбливали на берегу каноэ, прекратили работу и во все глаза смотрели на отца и русского капитана. Остальные мужчины племени стояли наготове в начале тропы.
Гружённая шкурами байдара ушла по направлению к кораблю. Когда она поравнялась с парусником, капитан Орлов поднял руку и дал знак алеутам. Следующим рейсом байдара доставила к берегу чёрный сундук, который двое охотников выволокли на сушу.
Капитан Орлов поднял крышку сундука и вынул несколько ожерелий. Он повертел их в разные стороны, и даже при скудном утреннем свете они засверкали всеми красками радуги. Юлейп от волнения тяжело задышала, из кустов донеслись восторженные крики скрывавшихся там женщин.
Крики эти, однако, мгновенно прекратились, когда отец покачал головой и отвернулся от сундука. Алеуты хранили молчание. Наши мужчины вышли из укрытия у подножия скалы, сделали несколько шагов в сторону отца и застыли, наблюдая за ним.
– На одной нитке бус за каждую шкуру выдры мы не сойдёмся, – произнёс отец.
– Нитка бус и железный наконечник для копья, – уточнил капитан Орлов, показывая два пальца.
– Добра в этом сундуке гораздо меньше, – отвечал отец.
– На корабле есть другие сундуки, – сказал русский.
– Тогда вели доставить их сюда. Ты уже погрузил сто пять связок шкур. Здесь, в бухте, осталось пятнадцать. За тобой ещё три таких сундука.
Капитан Орлов бросил алеутам несколько слов, которых я не поняла, но смысл которых быстро прояснился. В бухте оставалось довольно много охотников, и все они, услышав капитана, направились с кипами шкур к лодке.
Теперь Юлейп затаила дыхание.
– Как ты думаешь, он отдаст три сундука? – шёпотом спросила она.
– Я не доверяю ему.
– Он может погрузить шкуры на корабль и уйти.
– Запросто.
Чтобы пронести шкуры, охотникам нужно было миновать отца, и, когда первый алеут подошёл совсем близко, отец заступил ему дорогу.
– Сначала доставьте сундуки, потом будете грузить последние шкуры, – сказал он, обернувшись к капитану Орлову.
Русский вдруг напрягся и стал показывать на тучи, которые ветер гнал в сторону острова.
– Я должен успеть загрузить судно до бури, – объяснил он.
– Если вы привезёте сундуки, мы поможем вам переправить шкуры на своих каноэ, – отвечал отец.
Капитан Орлов не проронил ни слова, только неторопливо обвёл взглядом бухту. Затем посмотрел на наших воинов, стоявших на каменном уступе в каких-нибудь десяти шагах от него. Взглянул наверх, на утёс. Снова перевёл взор на отца. И отдал алеутам какой-то приказ.
Не знаю, что случилось раньше: то ли отец поднял руку на охотника, которому загораживал дорогу, то ли этот охотник со связкой шкур на спине продвинулся вперёд и оттолкнул отца. Всё произошло так быстро, что я не успела разобраться. Но, когда я вскочила на ноги, а Юлейп закричала и со скалы послышались ещё крики, я увидела лежащего на камнях человека. Это был мой отец, и лицо у него было залито кровью. Он поднялся, хотя не без труда.
Наши воины – с копьями наперевес – ринулись вперёд. От палубы корабля отделился клуб белого дыма.