Полчаса спустя он спешился во дворе своего особняка на улице Сент-Антуан, напротив Бастилии.
Граф поднялся в свои покои.
Он открыл комнату с поблекшей драпировкой и запыленной мебелью. На одной из стен комнаты находилась картина большого размера. На ней была изображена молодая, ослепительно красивая женщина. У колен красавицы стоял малыш со свежим розовым лицом. На вид ребенку было четыре-пять лет. Малыш довольно улыбался.
Граф де Монклар остановился перед картиной. Его натянутое лицо разгладилось, смягчилось, в угрюмых глазах, кажется, затеплилась жизнь…
Он опустился на колени. Руки его протянулись к картине, и сдавленные рыдания всколыхнули его грудь.
Мы расскажем о Ферроне и его жене Мадлен.
Феррон вошел в Париж на рассвете через ворота Монмартр, после того как расстался со своим мрачным помощником и целую ночь блуждал наугад в рощицах, раскинувшихся между городской стеной и деревушкой Монмартр. Феррон казался очень спокойным.
Ужасная ночная казнь успокоила его гнев.
Он пересек Париж медленным, беззаботным шагом добропорядочного буржуа, совершающего свою утреннюю прогулку. Он шел без какой-либо определенной цели, не выбирая направления.
Внезапно он остановился и вздрогнул, осознав, что находится перед домом у ограды Тюильри. С болезненным любопытством Феррон разглядывал этот дом.
В пасмурном печальном свете утра дом этот показался Феррону жалким и зловещим.
Дверь дома все еще была открыта. Машинально, даже не подумав закрыть за собой дверь, Феррон вошел в дом. Он сразу же прошел по комнатам сначала первого, а потом и второго этажа.
Что за странная прихоть толкнула его на этот визит? Какое болезненное любопытство?.. Ясно, что Феррон, раз войдя в это жилище, ни за что на свете не отказался бы еще больше усилить свою боль обнаруженными здесь доказательствами измены.
Он осматривал дом с показным спокойствием, обошел шикарно обставленную столовую, украшенную резными поставцами, покачал головой, рассматривая золоченый серебряный сервиз с гравированной заглавной буквой «Ф».
– Франциск! – догадался он.
И в то же мгновение подумал: «Но могло бы означать и Феррон!»
Тем самым даже в такой момент, даже после казни, даже после всего того, что он видел, обманутый муж неосознанно искал доказательства возможной невиновности жены…
Он продолжил свои поиски в большом кабинете, где был устроен фонтан: сложный туалетный прибор, в котором главную роль играла вода – в противоположность обычаям той эпохи. Там доказательства измены были очевидны.
Он поднялся наверх, вошел в спальню, как он это сделал ночью: осторожно, не делая шума.
В этой комнате ничего не изменилось.
Феррон вспомнил, как он склонился над потерявшей сознание женой. Он восстановил всю сцену.
– Вот, – процедил он сквозь зубы, – когда я вошел, она заканчивала одеваться… Она стояла перед этим зеркалом… Так… руки у нее были подняты к голове, она приводила в порядок прическу…
Несчастный муж, вспоминая это, сам остановился перед зеркалом; он даже попробовал повторить жесты жены.
– Да, да, – продолжал он, – бесстыдница наводила красоту перед этим зеркалом, в то время как я… Ах, подлая! Но когда я вошел… какой ужас отобразился на ее лице! Как она должна была переживать, когда увидела в зеркале, как открывается дверь и появляюсь я… О! – внезапно пробормотал он, бросив испуганный взгляд в зеркало… – Кажется, я схожу с ума!.. Вот открывается дверь… Как и у нее!.. Кто это там?.. Кто вошел?.. Женщина!.. Какой ужас!… Это Мадлен!.. Это ее призрак!
– Добрый день, месье Феррон! – послышался спокойный голос.
Поскольку дверь оставалась открытой, Мадлен смогла войти так же свободно, как это сделал прошлым вечером ее муж.
Поскольку дверь оставалась открытой, Мадлен смогла войти так же свободно, как это сделал прошлым вечером ее муж. Она на какое-то мгновение задержалась в дверях. Как и Феррон, она закрыла в конце концов входную дверь и спокойно пошла дальше.
Феррона охватила дрожь, волосы на голове встали дыбом, он онемел от ужаса. Он находился на последней стадии страха.
– Добрый день, месье Феррон! – повторила Мадлен.
И она кончиком пальца коснулась плеча мужа. Он резво подпрыгнул в пароксизме суеверного страха и забормотал:
– Кто ты? Ее призрак, не так ли? Ты, мертвая, пришла отомстить мне, как я пришел отомстить тебе… живой!
– Вы возбуждаете жалость, месье, – ответила она спокойным голосом, так хорошо известным мужу. – Перед вами не призрак… Я Мадлен, ваша жена… живая… из крови и плоти… Палач плохо исполнил ваш заказ, дорогой мой.
– Живая! – закричал Феррон.
Он устремился к жене и схватил ее.
– Живая… Да, живая!.. Это, действительно, она!.. Распутница!.. Вырванная из смерти каким-то адским чудом, она сразу де вернулась на место своего преступления… Негодяйка!.. Уж не короля ли надеялась ты здесь найти? Или, может быть, какого-нибудь другого бродягу? Потому что ты готова лечь в постель со всяким, кто этого захочет! Живая!.. Ах! Ах! Теперь посмотрим, смогу ли я справиться с тобой лучше палача!..
Он бросился к двери и запер ее на два оборота ключа. Мадлен спокойно уселась.
– Вы говорите глупости, дорогой. Я пришла сюда, чтобы встретить вас!
– Меня!
– Вас! Я в первую очередь подумала, что вы придете сюда. И не ошиблась, потому что вот же вы… Если бы я вас боялась, то не пришла бы сюда… Вы хотите поговорить со мной?
– Говори!.. Что ты можешь сказать? Попытаешься оправдаться?
– Вы не понимаете меня, – нетерпеливо сказала она. – Мне не надо оправдываться. Я не любила вас. Я любила Франсуа, короля Франции, и отдалась ему без какой-либо задней мысли. Вы узнали об этом и оттого стали несчастны… Мне искренне жаль вас, потому что я никогда вас не любила, но была привязана к вам… Как видите, месье, мне не в чем перед вами оправдываться… Я любила всем своим сердцем, всем своим телом.
– И ты осмеливаешься говорить это мне! Мне! Твоя неблагодарность доходит до такой степени, что ты прославляешь свое преступление!
– Я не прославляю, а только пытаюсь убедить вас в том, что мы должны поговорить открыто. И я начала с откровения…
– С цинизма!
– Если вам так нравится, назовем меня циничной. Повторяю свой вопрос и предупреждаю, что вы рискуете опоздать. Итак, хотите поговорить откровенно?
– Это я тебя предупреждаю: ты не выйдешь отсюда живой… Теперь говори… Потрать последние минуты своей жизни, чтобы еще раз солгать, как ты это делала всю жизнь!
Спазм сдавил его горло. Он очень страдал.
И больше всего в эту минуту Феррон страдал оттого, что знал: на этот раз Мадлен не лжет, не пытается оправдаться, что ей, мол, позволительно было пренебречь доверием, что ее можно простить!
Какую-то секунду он представил, как он сжимает в объятиях раскаивавшуюся женщину. Несчастный всё еще любил это очаровательное создание.
– Месье, – ответила Мадлен, – вы только что приняли меня за призрак… В вашем заблуждении есть доля истины… Я больше не женщина… Я больше не Мадлен… Я спрашиваю себя, осталось ли в моей душе хоть одно человеческое чувство, кроме одного… Я сейчас расскажу вам о нем… Вы сказали, что намерены убить меня… Я не очень-то держусь за жизнь… Мне безразлично, умру ли я сейчас… Впрочем, – добавила она, криво усмехнувшись, – я уже познала смерть!
Феррон слушал, не проявляя каких-либо чувств.