Правда, они хорошенькие? Вы не можете себе представить, как уютно чувствуешь себя в собственной квартире! Я терпеть не могу жить в отеле. Честное слово, эта комната делает меня домоседкой… Конечно, самое курьезное – это то, что я должна буду отказаться от нее или сдать, как только приведу ее в порядок. Через три недели наша труппа уезжает в турне. Я хотела уйти из труппы, но Гарри Голдвейзер не пускает меня.
Касси пила чай маленькими глотками с ложечки. Она начала тихо плакать.
– Что такое, Касси, возьмите себя в руки! В чем дело?
– О, вы такая счастливая, Элайн, а я такая несчастная!
– Что вы! Я всегда думала, что мне надо выдать первый приз за невезение. В чем дело?
Касси поставила чашку и повисла у нее на шее.
– Дело в том… – сказала она сдавленным голосом. – Я думаю, что у меня скоро будет вебенок. – Она уронила голову на колени и заплакала.
– А вы в этом уверены?
– Я хотела, чтобы наша любовь всегда была чистой и квасивой, но он сказал, что никогда больше не придет, если я… Я ненавижу его! – Она произносила слова отрывисто, между рыданиями.
– Почему же вы не поженитесь?
– Не могу. Не хочу. Это помефает мне.
– Как давно вы об этом узнали?
– Дней десять тому назад. Я знаю, я бевеменна… А мне ничего не нужно, квоме танцев. – Она перестала плакать и опять начала пить чай маленькими глотками.
Эллен ходила взад и вперед перед камином.
– Послушайте, Касси, совершенно бесполезно так расстраиваться. Я знаю одну женщину – она вам поможет. Возьмите себя, пожалуйста, в руки.
– Не могу, не могу… – Блюдце соскользнуло с ее колен на пол и разбилось. – Скажите, Элайн, вы когда-нибудь были в таком положении?… Ах, какая жалость! Я куплю вам другое блюдце, Элайн. – Она поднялась, шатаясь, и поставила чашку с ложечкой на камин.
– Конечно, бывала. Когда я только что вышла замуж, мне было очень тяжело…
– Ах, Элайн, как все это отвратительно! Жизнь могла бы быть такой пвеквасной, свободной, естественной без этого… Я чувствую, как этот увас вползает в меня, убивает меня…
– Да, такова жизнь, – угрюмо промолвила Эллен.
Касси снова заплакала:
– Мувчины так гвубы и эгоистичны!
– Выпейте еще чашку чая, Касси.
– Не могу, довогая. Я чувствую смевтельную тофноту. Кажется, меня сейчас стофнит.
– Ванная комната направо в дверь, потом налево.
Эллен ходила взад и вперед по комнате, стиснув зубы. «Я ненавижу женщин. Я ненавижу женщин».
Через некоторое время Касси вернулась с зеленовато-белым лицом и полотенцем на лбу.
– Ложитесь сюда, бедняжка моя, – сказала Эллен, очищая место на кушетке. – Теперь вам будет гораздо лучше.
– Пвостите меня, я пвичиняю вам столько волнений.
– Полежите минутку спокойно и забудьте все.
– Если бы я только могла успокоиться.
Руки Эллен были холодны. Она подошла к окошку и выглянула в него. Мальчик в ковбойском костюме бегал по двору, размахивая веревкой. Он споткнулся и упал. Эллен увидела его лицо – оно было все в слезах, когда он встал. В конце двора низенькая черноволосая женщина развешивала белье. Воробушки чирикали и дрались на заборе.
– Элайн, довогая, дайте мне немножко пудвы, я потеряла свою пудвеницу.
Эллен отошла от окна.
– Кажется… Да, на камине… Вы теперь чувствуете себя лучше, Касси?
– О да, – сказала Касси дрожащим голосом. – А губная помада у вас есть?
– К сожалению, нет… Я не крашу губ.
– А губная помада у вас есть?
– К сожалению, нет… Я не крашу губ. Достаточно с меня грима на сцене.
Она ушла в альков, сняла кимоно, надела простенькое зеленое платье, собрала волосы и надвинула на лоб черную шляпу.
– Пойдемте скорее, Касси, я хочу поесть до шести. Терпеть не могу обедать за пять минут до спектакля.
– Я так боюсь, Элайн… Обещайте, что вы не оставите меня одну.
– Но она ничего не будет делать сегодня… Она только осмотрит вас и, может быть, даст вам что-нибудь принять внутрь… Подождите-ка, взяла ли я ключ…
– Нам придется взять такси. А у меня только шесть долларов, довогая.
– Я попрошу папу дать мне сто долларов на покупку мебели. Это будет замечательно!
– Элайн, вы ангел. Вы заслужили ваш успех.
На углу Шестой авеню они сели в такси. У Касси стучали зубы.
– Повалуйста, пойдем в двугой ваз, я увасно волнуюсь.
– Дорогая, это единственное, что осталось делать.
Предприниматели отвечают на забастовку строительных рабочих локаутом.
Он зевнул и откинул голову. Свет был слишком синим – нельзя было читать. Он долго сидед, глядя на свои рваные ботинки. В голове у него была приятная, легкая пустота. Вдруг он увидел себя во фраке, в цилиндре, с орхидеей в петлице. Чародей Уолл-стрит посмотрел на морщинистое красное лицо и седые волосы под грязной кепкой, на большие руки с грязными, опухшими суставами и, усмехнувшись, растаял. Он смутно вспомнил запах «корона-корона», когда полез в карман куртки за дешевым трубочным табаком.
– Какая разница, хотел бы я знать? – сказал он вслух.
Когда он зажег спичку, ночь вокруг него стала чернильной. Он задул спичку. Его трубка была веселым маленьким красным вулканом, тихо булькавшим каждый раз, когда он затягивался. Он курил очень медленно, глубоко вдыхая дым. Высокие здания кругом были окружены красноватым ореолом от уличного освещения и электрических реклам. Глядя вверх, сквозь мерцающую пелену отраженного света, он увидел сине-черное небо и звезды. Табак был приятен на вкус. Он был очень счастлив.
Светящийся уголек сигары проплыл мимо калитки. Харленд поднял фонарь и вышел. Фонарь осветил белокурого молодого человека с толстым носом и толстыми губами, с сигарой в углу рта.
– Как вы сюда попали?
– Боковая калитка была открыта.
– Вранье! Кого вам надо?
– Вы тут ночной сторож?
Харленд кивнул.
– Очень приятно. Берите сигару. С вами-то я как раз и хотел поговорить. Я организатор сорок седьмого района. Покажите вашу карточку.
– Я не член союза.
– Ну так будете. Мы, строительные рабочие, должны держаться вместе. Мы вербуем в члены союза всех работников района от ночного сторожа до инспектора – мы должны создать единый фронт против предпринимателей, грозящих нам локаутом.
Харленд зажег сигару.
– Вот что, паренек. Со мной вы понапрасну тратите слова. Ночной сторож всегда нужен, есть забастовка или нет. Я старый человек, у меня нет больше сил для борьбы. Это первое приличное место, которое я получил за пять лет. Прежде, чем отнять его у меня, вам придется меня застрелить. Вся эта ерунда – для таких ребят, как вы. Я уже вышел из этого возраста. Уверяю вас, вы зря потратите время, если будете ходить и агитировать ночных сторожей.
– Скажите, пожалуйста… По вашему разговору видно, что вы раньше не занимались этим делом.
– Может, и не занимался.
Молодой человек снял шляпу и провел рукой по лбу и курчавым стриженым волосам.
– Черт возьми, трудная это работа – уговаривать… Чудесная ночь, правда?
– Да, ночь хороша, – сказал Харленд.