– В этом нет ничего плохого, это обычная форма вежливости.
Но ей необходимо было исповедаться:
– Не будь таким снисходительным, Гийом… Я не просто кокетка, я скверная, порочная. Я могу насмехаться над людьми, которые меня любят, и пытаться сделать им больно. Да, даже тебе… И это не моя вина, просто со мной в жизни так плохо обращались! Мой первый мужчина был страшный эгоист. Муж, которого я хотела полюбить, меня развратил. И я стала жестокой. Ты был со мной таким нежным и ласковым, а я предала тебя, о! только в мыслях, но все равно это ужасно…
Он вновь начал тревожиться:
– Что же ты сказала этому мужчине? И почему ты кокетка? Это так прекрасно, единственное в своем роде чувство.
В этот момент в ней словно произошел резкий надлом. С едкой иронией она передразнила его:
– «Это так прекрасно, единственное в своем роде чувство».
Весь следующий день Долорес провела в театре с директором и режиссером. Гийом Фонтен постарался успокоить
– Вы не пожалеете, господин Фонтен. Это очень быстро, на самолете. Вы выступите перед молодыми людьми, которые страстно любят французские книги, театр, фильмы. Это будет очень полезно для вас и вашей страны… Единственное неудобство: придется очень рано вставать. Мы заедем за вами в отель в пять утра.
И после небольшой паузы добавил:
– Мы попросили Долорес Гарсиа полететь с нами. Она очень популярна у студентов.
Мануэль Лопес был весьма тактичен.
Было еще совсем темно, когда мужчины и Тереза Лопес спустились в холл «Гранады». Кастильо много путешествовал, как и большинство колумбийских писателей. Не хватало только Долорес. Ночной портье сказал, что видел, как она около часа назад уходила из гостиницы пешком.
– Ничего не понимаю, – тревожился Кастильо. – Мы же договорились, что я отвезу ее в аэропорт.
Лопес посмотрел на часы и решительно заявил, что пора отправляться. Фонтен выглядел весьма обеспокоенным, но Тереза уверила его, что накануне Долорес говорила с ней об этой поездке и непременно будет в аэропорту. Но как? Это была загадка. Лолита любила загадки. В самом деле, когда все три машины прибыли на летное поле, она уже находилась там и гордо встречала их. Кастильо, который с некоторым раздражением спросил у нее, в чем дело, она ответила что-то невразумительное, потом, уведя Фонтена за колонну, прошептала:
– Не говори больше, что я кокетка, любовь моя… Я на многое готова ради тех, кого люблю… Слушай! Вчера вечером Педро Мария сказал мне об этой поездке в Медельин и предложил заехать за мной утром, потому что в министерской машине места для меня не было. Я согласилась, это и в самом деле было удобно. Но потом я подумала, что тебе это было бы неприятно, ведь ты способен ревновать из-за совершенно невинных вещей. И вот я встала в четыре утра и пришла сюда пешком… Мило,
Между лекцией и обедом оставалось еще время, и Долорес решила поплавать в бассейне гостиницы. У супругов Лопес и Кастильо тоже имелись с собой купальные костюмы. Сидя в полотняном шезлонге, Фонтен смотрел, как они плавают. Успокоенный поступком Лолиты нынешним утром, он уже больше не ревновал и просто наслаждался грацией и изяществом русалок. После очередного заплыва Долорес, еще влажная, выходила из бассейна и растягивалась на траве у его ног. Одеваться она отправилась в пристройку при бассейне. Вернувшись, она улыбалась.
– Знаешь, – сказала она Гийому, – в этом заведении перегородки между женской и мужской раздевалкой такие тонкие. Когда мы с Терезой переодевались, то все время болтали, и в какой-то момент Кастильо крикнул: «Я слышу обнаженные голоса…» Es bonito, no?
– А по-моему, пошлая шутка, – возразил он.
До обеда оставалось еще полчаса, и Лолита, «чтобы взбодриться», решила вместе с Гийомом и Лопесом посмотреть на поля орхидей.