Мы женаты уже двадцать пять лет. Гийом любит женское общество. Я сама отказалась его сопровождать. Ему нужна была переводчица, спутница. Все это вполне естественно.
– Вы не знаете, что это за женщина! Жоффруа говорит, она настоящая колдунья!.. Дорогая, мужчинам в этом возрасте доверять нельзя. Я никогда не позволяю Гектору путешествовать одному… На вашем месте я бы поговорила со своим супругом.
Чуть в отдалении Гийом Фонтен в окружении нескольких женщин разглагольствовал об испанском театре. Глядя на него, Полина думала: «Боже мой! Он выглядит таким счастливым… Стоит ли мне опускаться до этих гадостей, которые тут наговорила старая дура». Но она страдала.
Гийом чувствовал, что в его отношениях с женой все меньше и меньше близости и доверительности. В этих переменах он обвинял Полину. Он не думал, что она хоть что-то знает о Долорес, и радовался осмотрительности, с какой ему удавалось скрыть свою страсть.
Он даже не осознавал, с каким простодушным, неприкрытым энтузиазмом говорит об искусстве доколумбийской эпохи, о саванне и об Андах, с какой пылкой радостью бросается навстречу любому латиноамериканцу, оказавшемуся в Париже, не мог оценить, как странно смотрится со стороны
– Делали все? А ваши странные слова, наивная гордость? Каждый раз, стоило вам открыть рот, Гийом, вы просто кричали о своей любви! Все ваши друзья это заметили, это было так смешно и нелепо. Даже если бы мне не рассказали, я бы все равно догадалась.
– Но вам все-таки рассказали.
– Какой же вы ребенок! Вы дожили до таких лет и даже не знаете, что все становится известно, что злобные языки никого не щадят, а дурные вести разносятся быстро? Есть люди, которые счастливы лишь тогда, когда заставляют страдать других… Я еще из Боготы получила два анонимных письма, в которых сообщалось, что вы завели любовницу. В одном из них имелись вырезки из газет.
В одном из них имелись вырезки из газет. Я не знаю испанского языка и поняла не все, но там были три фотографии, сделанные в разных местах, и на них рядом с вами находилась одна и та же юная особа, одетая каждый раз по-разному… Вот это я поняла.
Он остановился и поднял к небу трость:
– Анонимные письма! Какой негодяй мог…
– Как знать? Какой-нибудь брошенный любовник, другая женщина, ревнивый спутник или просто-напросто чудовище… Мало ли таких на свете.
– Так вот почему вы были со мной так холодны в день моего приезда!
– Я не знала, как себя вести… Я задавалась вопросом, серьезно это у вас или нет, настоящая страсть или интрижка. Я все еще надеялась. Но ваше возбужденное состояние быстро мне все объяснило. И даже возвращение домой, огромное расстояние не заставило вас ее забыть. От Алексиса я узнала, что вы караулите почту. Он даже показал мне один конверт с маркой Лимы, с вашим адресом, выведенным прописными буквами… Если она хотела таким образом отвлечь внимание, то результат получился противоположный…
Фонтену захотелось защитить Долорес, которую его жена представляла наивной и глупой:
– Нет, это не потому… э-э… не для того, чтобы скрыть почерк, просто так более четко.
– А как отвечали вы, Гийом? Мне ни разу не попадались
– Ну не то чтобы я ее
Они дошли до конца тропинки. Какой-то ребенок, проехав между ними на самокате, заставил их отодвинуться друг от друга.
– Но не думаете же вы, Полина, что я отправился в Латинскую Америку на поиски приключений. Как раз наоборот. После вашей болезни я решил навсегда отказаться от тех невинных дружеских отношений, которые, похоже, так вас огорчили. Но кто мог сопротивляться этой женщине? Красивая, молодая, талантливая, столько очарования…
– И вы полагаете, что она, такая красивая, такая талантливая, полюбила вас?.. Ну полно, Гийом…
– А зачем же она полетела со мной в Боготу?.. Я согласен, это поразительно, не могу отрицать очевидное.
– Бедняжка, – произнесла она, – как же вы легковерны! Мамаша Сент-Астье, признавая, что ваша возлюбленная очень талантливая актриса, сказала мне также, что она кокетка, и в жизни, и на сцене…
– Полина, эти высказывания пристали мамаше Сент-Астье, но никак не вам, если я и легковерен, то читать-то я умею. Я уверяю, что только… э-э… влюбленная женщина могла писать такие восхитительные письма, которые я получил.
– Так она писала вам
– Но не значит ли это предать ее?
– В чем предать? Если я захочу, то узнаю ее имя хоть завтра.