Но дверь открылась, и вышел Дриффилд. В коридоре было почти темно, и сначала он не мог разглядеть, кто пришел, но тут же
узнал меня.
– А, это вы! А мы думали, когда с вами увидимся!
И он крикнул:
– Рози, это молодой Эшенден.
Миссис Дриффилд вскрикнула и, во мгновение ока появившись в коридоре, уже пожимала мне руку.
– Заходите, заходите. Раздевайтесь. Какая ужасная погода, да? Вы, наверное, закоченели.
Она помогла мне снять пальто и шарф, выхватила из рук шапку и потащила меня в теплую и душную маленькую комнату, заставленную мебелью. В камине
горел огонь, а три газовые горелки с круглыми колпаками из матового стекла (у нас дома газа не было) заливали комнату ярким светом. В воздухе
стояли клубы табачного дыма. Сначала, ошарашенный бурным приемом, я не разглядел, кто были два человека, которые встали, когда я вошел. Потом я
увидел, что это дядин помощник мистер Гэллоуэй и Лорд Джордж Кемп. Мне показалось, что дядин помощник пожал мне руку с неохотой.
– Здравствуй. Я только зашел вернуть книги, которые брал у мистера Дриффилда, а миссис Дриффилд любезно предложила мне остаться и попить чаю.
Я не то что увидел, а почувствовал лукавый взгляд, который бросил на него Дриффилд. Он что то сказал о богатстве неправедном – я понял, что это
цитата, но не уловил ее смысла. Мистер Гэллоуэй рассмеялся.
– Ну, не знаю, – сказал он. – А как насчет мытарей и грешников?
Я подумал, что это замечание весьма дурного вкуса, но тут в меня вцепился Лорд Джордж. Он чувствовал себя вполне непринужденно.
– Ну, молодой человек, приехали домой на каникулы? Честное слово, вы необыкновенно выросли.
Я довольно холодно пожал ему руку. «Лучше бы я не приходил», – подумал я.
– Дайте ка я вам налью чашку хорошего крепкого чая, – предложила миссис Дриффилд.
– Я уже пил.
– Ну, выпейте еще, – вмешался Лорд Джордж с таким видом, как будто хозяин здесь он, что было вполне в его духе. – У такого здорового парня всегда
должно найтись место еще для одного бутерброда с джемом, а миссис Д. отрежет вам кусочек пирога своими собственными прелестными ручками.
Чайная посуда была еще на столе, за которым они сидели. Мне подставили стул, и миссис Дриффилд дала мне кусок пирога.
– А мы как раз уговаривали Теда спеть нам песню, – сказал Лорд Джордж. – Давайте, Тед.
– Спой «Все из за того солдата», Тед, – сказала миссис Дриффилд. – Мне она очень нравится.
– Нет, спойте «Тут взялись мы за него».
– Смотрите, как бы я не спел обе, – пошутил Дриффилд.
Он взял с пианино банджо, подстроил его и запел. У него был прекрасный баритон. Я привык к пению: когда у нас устраивали званый чай или когда мы
шли в гости к майору или доктору, гости всегда приносили с собой инструменты и оставляли их в передней, чтобы не казалось, будто они навязываются
со своей музыкой и пением. Но после чая хозяйка спрашивала, принесли ли они инструменты, они робко признавались, что принесли, и если это
происходило у нас, меня посылали за ними. Бывало и так: какая нибудь молодая дама говорила, что она совсем уже забросила музыку и ничего с собой
не взяла, и тогда вмешивалась ее мать и говорила, что инструмент захватила она. Но пели они не комические песенки, а «Напев Аравии», или «Доброй
ночи, любовь моя», или «Королеву моей души». Однажды на ежегодном концерте в собрании мануфактурщик Смитсон спел комическую песенку, и, хотя в
задних рядах бурно аплодировали, общество нашло, что в ней нет ничего смешного. Возможно, так оно и было. Во всяком случае, перед следующим
концертом его попросили более тщательно выбирать, что петь («Не забудьте, мистер Смитсон, здесь присутствуют леди!»), и он исполнил «Смерть
Нельсона».
Во всяком случае, перед следующим
концертом его попросили более тщательно выбирать, что петь («Не забудьте, мистер Смитсон, здесь присутствуют леди!»), и он исполнил «Смерть
Нельсона».
Следующая песенка Дриффилда была с припевом, который рьяно подхватили дядин помощник и Лорд Джордж. С тех пор я слышал ее много раз, но могу
вспомнить только четыре строчки:
Тут взялись мы за него –
Открывал он двери лбом,
И ступеньки все считал,
И валялся под столом.
Когда песенка кончилась, я, как хорошо воспитанный человек, обратился к миссис Дриффилд:
– А вы не поете?
– Петь то пою, но так, что молоко прокисает, и Тед не очень это приветствует.
Дриффилд отложил банджо и закурил трубку.
– Ну, а как подвигается твоя книга, Тед? – дружески спросил Лорд Джордж.
– Да ничего, работаю.
– Чудак ты, Тед, со своими книгами, – засмеялся Лорд Джордж. – Почему бы тебе не остепениться и не заняться для разнообразия чем нибудь
приличным? Я бы взял тебя к себе на работу.
– Да мне и так хорошо.
– Оставь его в покое, Джордж, – сказала миссис Дриффилд. – Ему нравится писать, и я думаю так: пока это доставляет ему удовольствие, пусть его.
– Ну, конечно, я не говорю, что понимаю что нибудь в книжках… – начал Джордж Кемп.
– Так и не рассуждай о них, – перебил с улыбкой Дриффилд.
– По моему, человек, который написал «Тихую гавань», может этого не стыдиться, – сказал мистер Гэллоуэй, – что бы там ни писали критики.
– Слушай, Тед, я знаю тебя с детства и все таки не смог ее прочитать, как ни старался.
– Нет, нет, не надо говорить о книгах, – вмешалась миссис Дриффилд. – Спой нам еще, Тед.
– Мне пора, – сказал дядин помощник и повернулся ко мне. – Мы можем пойти вместе. Дриффилд, вы дадите мне что нибудь почитать?
Дриффилд указал на кучу новых книг, наваленных на – столе в углу.
– Выбирайте.
– Боже, сколько их! – сказал я, жадно на них глядя.
– О, это все дрянь. Прислали на рецензию.
– А что вы с ними делаете?
– Отвожу в Теркенбери и продаю, за сколько могу. Все таки подспорье.
Дядин помощник выбрал несколько книг и вышел вместе со мной, неся их под мышкой.
– Ты сказал дяде, что идешь к Дриффилдам? – спросил он.
– Нет. Я просто вышел погулять, и мне вдруг пришло в голову к ним заглянуть.
Это, конечно, не совсем соответствовало действительности, но мне не хотелось говорить мистеру Гэллоуэю, что, хоть я уже практически взрослый,
дядя мало с этим считается и вполне может запретить мне видеться с людьми, которые ему не по душе.
– На твоем месте я бы не стал об этом рассказывать без особой нужды. Дриффилды – хорошие люди, но твой дядя их не очень одобряет.
– Знаю, – сказал я. – Все это чепуха.
– Конечно, они простоваты, но пишет он неплохо, и, если подумать, в какой обстановке он вырос, вообще удивительно, что он пишет.
Я понял, куда он клонит, и обрадовался. Мистер Гэллоуэй не хотел, чтобы дядя знал о его дружбе с Дриффилдами. В любом случае я мог быть уверен:
он меня не выдаст.
Наверное, то, что дядин помощник так снисходительно отзывался о человеке, который уже давно признан одним из величайших поздневикторианских
романистов, теперь может вызвать улыбку; но именно так о Дриффилде обычно говорили в Блэкстебле. Как то нас пригласила к чаю миссис Гринкорт, у
которой гостила ее двоюродная сестра, жена преподавателя из Оксфорда, слывшая весьма образованной особой.