В инкские времена главными перуанскими гаванями были Паита, Тумбес и другие селения на северном побережье, поблизости от обширных бальсовых лесов Эквадора, однако вплоть до 1900 г. важные порты находились также в Секуре, Ламбайеке, Пакасмайо и Хуанчако, в 800 км к югу от Гуаякиля. Во времена инков бальсовыми плотами пользовались в 800 км южнее; на них в разные области Перу перевозили гуано для удобрения с островов Чинча в районе Писко. Инки транспортировали по суше в дальние концы своей империи бальсовые бревна для плотов. Когда первый испанский отряд под предводительством Эрнандо Писарро, выйдя из Куско, продолжал движение через Анды, он нашел в нынешней Боливии множество длинных бревен, доставленных местными носильщиками и предназначенных для строительства бальсовых плотов на озере Титикака по велению Инки Капака (Valverde, 1879[311]).
Таким образом, сочетание исторической и археологической информации дает нам довольно полное представление о принципах строительства и о значении своеобразного плота, который обеспечил возможность аборигенного мореплавания в Перу и в прилегающих областях Тихого океана. И когда известный американист Лотроп в 1932 г. собирал материал для своей интересной статьи «Мореходство аборигенов у западных берегов Южной Америки», он смог дать хорошее описание бальсового плота. Правда, оценивая его возможности, Лотроп утверждал, что бревна «быстро впитывают воду и через несколько недель совершенно теряют плавучесть… Поэтому приходилось время от времени разбирать жангаду [бальсовый плот] и вытаскивать бревна на берег, что бы как следует их просушить». И он заключил, что бальсовый плот не годился для заморских плаваний, не мог дойти не только до Полинезии, но даже до островов Галапагос, лежащих в 1000 км от материка (Lothrop, 1932[206]).
Лотроп ссылался на Байема; однако Байем, английский путешественник XIX в., сам не изучал бальсовые плоты. В его книге, изданной в 1850 г., читаем, что парусник, на котором шел Байем, встретил бальсовый плот в районе Кабо-Бланко (Северное Перу). Он наблюдал издалека, как плот идет против свежего ветра южным курсом, и все данные о плавучести этого судна были почерпнуты им из слов капитана парусника (Byam, 1850[56]). Так Лотроп невольно внес в этнологическую литературу ошибочное суждение, возымевшее немалые последствия.
В остальном же исследование Лотропа было достаточно ценным, и после него мало кто из этнологов углублялся в этот вопрос. Кое-какой дополнительный материал представил в 1942 г. видный знаток инкской истории Минз. В интересной статье «Доиспанское мореходство у Андского побережья» он, ссылаясь на Лотропа, разделяет его негативную умозрительную оценку бальсового плота: «…несомненно, этот тип судна мог вызвать только пренебрежение у судостроителей едва ли не любой другой мореходной нации мира». И он заключает:
«Итак, мы вправе сделать вывод, что в перуанском аборигенном мореходстве до завоевания страны испанцами плот из бальсовых бревен, с парусами, рубкой и грузовой палубой был наименее жалким и наименее несовершенным среди известных судов. Что и говорить, невелика похвала, но таковы уж факты, что лучшего отзыва не заслуживает судостроительное искусство древних жителей Андов, предельно чуждых морю» (Means, 1942[213]).
Крупный авторитет по вопросам судов и мореходства аборигенов Хорнелл тоже обратился к этому предмету, сперва в статье 1945 г. «Был ли доколумбов контакт между народами Океании и Южной Америки?», затем в статье 1946 г. «Как попал батат в Океанию?». Хорнелл не сомневался, что древние перуанцы оказали влияние на земледелие полинезийских островов, а потому был осторожен в оценке бальсового плота, однако заключил: «Обыкновенный, ничем не обработанный бальсовый плот никак не мог совершить дальнего океанского плавания, разве что инкские моряки знали действенный способ пропитки гигроскопичных бревен каким-то водоотталкивающим составом…» (Hornell, 1946[166]).
Уверенно негативная оценка немногих американистов, действительно изучавших основные принципы перуанского судостроения, сильно повлияла на современную этнологию. Заклеймив бальсовый плот как «немореходный», упомянутые исследователи лишили аборигенов Перу важнейшего навигационного средства и создали о них впечатление как о чуждом мореплаванию, сугубо сухопутном народе. Это однобокое представление о ранних высокоразвитых культурах тихоокеанского побережья Южной Америки проникло как в специальную, так и в общую литературу и вскоре отразилось также на изучении важных проблем полинезийской этнологии.
В 1932 г. видному знатоку Тихоокеанской области Диксону удалось доказать, что батат вместе с его кечуа-перуанским названием кумара был доставлен человеком из Перу в Полинезию до прихода испанцев в Южную Америку. Указывая на бальсовый плот, он предположил, что переносчиками были перуанские или иные американские индейцы (Dixon, 1932[96]). В том же году Лотроп опубликовал свое упомянутое выше исследование перуанского мореплавания, и двумя годами позже Диксон в новой статье вернулся к этому вопросу уже с другим мнением: «Поскольку у нас нет никаких свидетельств, что индейцы тихоокеанского побережья Южной Америки, где возделывался батат, когда-либо располагали судами или навыками дальних морских плаваний, приходится заключить, что растение перенесли полинезийцы» (Dixon, 1934[98]).
Знаток полинезийской археологии Эмори в 1933 г. писал по поводу древних мегалитических сооружений острова Пасхи, островов Общества, Маркизских, Гавайских, Тубуаи и Тонга:
«Вполне правомерно предположить американское происхождение такого специализированного элемента культуры, как каменная кладка. Этот очень приметный элемент сосредоточен в той части Америки, которая находится ближе всего к Полинезии и откуда течения устремляются в сторону острова Пасхи и архипелага Туамоту… Разве не мог какой-нибудь мореходный плот древних инков, подхваченный этим течением, доставить уцелевших за 2 тысячи миль, на остров Пасхи на западе?»
Но в 1942 г. в одной из своих последующих статей Эмори отказался от этого взгляда, ибо, как он писал, Диксон указал ему, что бальсовый плот тихоокеанского приморья Южной Америки быстро пропитывается водой (Emory, 1942). В свою очередь Морган в 1946 г. ссылается уже на Эмори, который сообщил ему, что «бальсовые плоты в несколько дней пропитываются водой, если их не вытаскивать на берег для просушки» (Morgan, 1946[228]).
К этому времени вынесенный бальсовому плоту приговор превратился в аксиому, и, издавая в 1945 г. свое «Введение в полинезийскую антропологию», Бак сбросил со счетов половину прилегающих к Тихому океану областей, заявив: «Поскольку у индейцев Южной Америки не было ни судов, ни мореходных навыков, необходимых, чтобы пересечь просторы океана, отделяющие их берега от ближайших полинезийских островов, их никак нельзя считать переносчиками» (Buck, 1945).
Столь же убежденно Уэклер заявил в 1943 г. в своей монографии «Полинезийские исследователи Тихого океана», что «у американских индейцев не было морских судов, способных на такие переходы, как плавание в Полинезию» (Weckler, 1943[315]).
Этот взгляд так утвердился среди американистов и тихоокеанистов, что, когда я в 1941 г. попытался оспорить его (Heyerdahl, 1941[147]), моя статья, как и следовало ожидать, не вызвала отклика. Стало очевидно, что есть лишь один способ разрешить спор, а именно построить судно, о котором идет речь, и на деле получить удовлетворительный ответ. А потому в 1947 г. я организовал и возглавил экспедицию «Кон-Тики».
Плот «Кон-Тики», названный в честь ушедшего в море культурного героя Перу и общеполинезийского бога-прародителя Тики, состоял из девяти бревен полуметровой толщины длиной от 10 до 15 м; самым длинным было среднее бревно.