Когда заболела Ханна, я бросил игру в покер, как и многое, в чем не было необходимости.
— Нет, не думаю. — Я отказался скорее по привычке.
— Билл замещает тебя уже почти два года. Не пора ли вернуться?
— Может быть, позже.
Я и сам не понимал причины своего упорства. Мне нравилась игра, и я всегда получал удовольствие от встреч с друзьями.
Наконец мы разъехались. Я поехал в госпиталь, сегодня была моя очередь дежурить. Мы работали там по очереди, и эта неделя была моей. Поскольку Ханна долго лежала в этом госпитале, у меня была возможность оценить обстановку с двух точек зрения — точки зрения врача и одновременно родственника, посещающего больного. Можно было написать книгу о своих впечатлениях.
Прибыв в госпиталь, я сразу увидел, что там намечается пикник — большая благотворительная акция, которая проводится каждый год для детей, больных раком. Цель акции — не просто сбор средств, а устройство праздника для маленьких пациентов, которые должны почувствовать себя просто детьми и на время забыть об операциях и химиотерапии. Мы с Ханной много лет помогали проводить пикники, тем более что я вел несколько больных детей в этом отделении. Это событие мы всегда принимали близко к сердцу.
— Майкл!
Я увидел идущего мне навстречу по широкому коридору Патрика О' Мэлли. Я не ожидал его встретить, видимо, Патрик посещал кого-то из своих больных.
— Слушай, это верно, что про тебя говорят?
— О чем ты? — Я не думал, что моя личность является предметом для общественного суждения.
— В пятницу вечером, в клинике.
— А, это! — Было стыдно, что я сорвался и не проявил нужной выдержки. — Не знаю, что на меня нашло, но очень сожалею о случившемся.
— Говорят, ты угрожал жизни какого-то человека. Мне не хотелось объясняться.
— Его жена, видишь ли, упала с лестницы, — и я подчеркнуто показал на пальцах, — три раза за месяц! Понятно, что мерзавец был причастен.
— Она не заявляла на него?
— Нет. И никогда не признается, что он бил ее. Даже не беря во внимание мое профессиональное чутье, из записей в карте следовало, что ее увечья становятся серьезнее с каждым новым «падением». Шамика рисковала жизнью, оставаясь с этим уродом. И все же я осуждал собственное поведение. Никогда раньше не позволял себе такого.
— Ты поступил так, как мечтает поступить каждый из нас в таких случаях.
— Тем не менее, я должен был сдерживать свои эмоции. Не думаю, что в клинике захотят видеть меня вновь.
— Ты шутишь? Думаешь, легко найти добровольных помощников? Они закроют глаза на твой поступок, по крайней мере, на этот раз.
Я думал так же, но для себя решил покинуть клинику. Неожиданное проявление агрессии, столь нехарактерное для меня, не давало покоя. Я не сообщил о своем решении Патрику. Он и сам скоро узнает.
— Если говорить о добровольцах, — Патрик указал на постеры, развешанные на стенах, — пикник в следующую субботу.
— Рановато в этом году.
— Да нет. Всегда в мае.
Я не был в прошлом году. Похороны Ханны прошли за две недели до пикника, и мне было тогда не до него.
— Нам нужны люди, как обычно, не хватает помощников.
— Но у меня планы на этот день.
На самом деле никаких планов не было. Просто обычное пассивное нежелание. А ведь до болезни Ханны я любил общественные мероприятия.
— А нельзя изменить твои планы? — спросил Патрик. — Пойми, у нас действительно не хватает людей. Некому заняться играми с детьми.
Я вздохнул.
— Ну, не игры, найдешь другое занятие себе по душе.
Я видел, что Патрик не собирается отступать.
— Может быть, приду.
— Войди в положение. Не разорваться же нам. Люди позарез нужны.
— Как долго я буду там занят? — наконец уступил я.
— Пару часов, не больше.
— Ладно, я подумаю, как изменить свои планы, — продолжал я ломать комедию. Все планы на субботу сводились к утренней пробежке.
— Спасибо, друг. — Он хлопнул меня по спине и поспешно зашагал к своим больным.
Слух о том, что я вызвался помогать на пикнике, распространился со скоростью лесного калифорнийского пожара. Патрик не терял времени зря.
Двое докторов немедленно пришли выразить свое одобрение и поддержку. Неуместное ликование, — по моему мнению, благотворительность не нуждалась в столь громкой огласке.
К тому же это было несправедливо, я не заслуживал похвалы. Всего лишь уступил общественному давлению. Меня вынудили принять участие в пикнике, хотя я и считал его добрым делом. Но, если бы Патрик не надавил на меня и не шантажировал, вряд ли бы я поддался. Поэтому на поздравления я отвечал улыбкой. Не мог же я назвать истинную причину, и, чтобы скорее закончить разговоры, сослался на неотложные дела. Проходя по коридору, заметил двух медсестер, которые, склонив близко головы, о чем-то шушукались. При виде меня у них появилось такое виноватое выражение на лицах, что я сразу понял — они шептались обо мне.
— Доброе утро, доктор Эверетт, — сказала одна, совсем молоденькая, очень энергичная медсестра.
— Доброе утро.
Я прошел мимо. За последний год я получал немало знаков внимания от женского медперсонала. Я был еще молод, на хорошем счету и свободен, теоретически.
Но в душе я был совсем не готов к новой связи. И даже разговор с Уинтер на тему свидания не давал мне покоя.
Возмущало общее мнение, что если прошел год после смерти близкого человека — пора перестать грустить, ведь жизнь продолжается. Это выражение меня просто бесило. Значит, чтобы забыть о потере, надо просто подождать триста шестьдесят пять дней. И все. И я должен после этого срока снова стать веселым и жизнерадостным, в знак того, что полностью выздоровел.
— Слышала, что вы придете на пикник, — услышал я сбоку. Оказывается, молоденькая медсестра шла рядом, подстраиваясь под мой шаг.
Я кивнул, не желая продолжать разговор.
— Вся наша смена идет. Замечательная идея. Правда?
Я опять кивнул.
— Увидимся там. — Задохнувшись от собственной смелости, резко свернув, она исчезла в одной из палат.
Я сделал обход. Заполнил все карты, сделал необходимые предписания и вышел из госпиталя. Голова кружилась от всех этих разговоров и внимания к моей особе.
Начало положило письмо Ханны. И вот вмешался Ричи, потом Патрик. Все хотели помочь, но, хотя я и ценил их усилия, не готов был им уступить. Из госпиталя я поехал в свой офис. Линда Барклей подняла голову, когда я появился из двери, предназначенной для персонала.
— Доброе утро, Майкл.
Она единственная называла меня по имени. Женщина средних лет, суррогатная мать, хороший друг.
— Доброе утро, Линда.
Я пошел было к себе, потом вернулся.
— Скажи мне, почему все вокруг считают, что одного года вполне достаточно, чтобы забыть о своей утрате? Что за неписаное правило, откуда оно? — Я не мог успокоиться после разговоров в госпитале.
— Ну…
По ее глазам было заметно, что мой вопрос ее озадачил.
— Я сегодня согласился принять участие в детском пикнике, — успокаиваясь, сообщил я.
— Для тебя это будет полезно. И пора начинать жить.
— И ты, Брут?!
Она рассмеялась.