Никаких проблем. Никаких арестов.
Хантер говорил потом, что путешествовать со мной – то же самое, что путешествовать с Суперменом. А Оливер всегда говорил, что если у Хантера крыша поедет в его собственном доме, лучше просто уйти. Я не мог бросить его в Луисвилле. И никогда бы не смог. Крыша у него так и не поехала.
(колонка редактора)
Имея у себя в тылу таких Голиафов мировой промышленности, Лыжная Компания совсем не ожидала никакого сопротивления, и чудесный новый аэропорт, оплаченный из кармана налогоплательщика, должен был заработать еще до 2000 года после голосования в Ноябре… Никакого сопротивления действительно не возникало, пока вдруг вечно чем-то недовольный Комитет Вуди Крика не изменил свою позицию и не объявил войну аэропорту и всему, что с ним было связано. И если раньше считалось само собой разумеющимся, что Лыжная Компания и ее корпоративные кредиторы получат концессию на строительство и эксплуатацию гигантских лыжных комплексов в нашей долине, о которых в кризисном лыжном бизнесе раньше никто и мечтать не мог, то теперь все оказалось под вопросом. Инвесторы предупреждали, что Эспен обречен на прозябание, если не начнет резко расширять и модернизировать лыжную инфраструктуру, не встанет на путь «новой эры коммерциализации». Одним словом, в экономическом плане расширение аэропорта означало выбор между «жизнью и смертью».
Проведенная Томпсоном 11-часовая акция против расширения аэропорта является классическим примером организации политической борьбы в двадцатом веке. И если первого октября против расширения аэропорта высказывалось ноль процентов избирателей, то в ночь перед выборами 7 ноября цифра взлетела до 50 процентов. В эту ночь доктора Томпсона арестовали и посадили в следственный изолятор, прямо после того, как он выступил на шумном предвыборном митинге в центре Эспена, проходившем под лозунгом «Убирайтесь Вон» и в котором также участвовали мэр города, шериф и голая женщина из Малибу, продававшая поцелуи.
Новость об аресте Томпсона быстро распространилась, и в результате 2/3 избирателей проголосовали «против» строительства аэропорта. Лыжная Компания потерпела сокрушительное поражение и так никогда уже не оправилась от этой катастрофы. Лыжный бизнес в Эспене по-прежнему не процветает.
Следующие три (3) документа излагают историю безжалостного противостояния, которое продлилось более двух лет и завершилось подписанием беспрецедентного «Соглашения Строгого Ошейника», навсегда ограничившего права местной полиции – по крайней мере до тех пор, пока Генеральный Прокурор не восстановил прежнее положение в рамках борьбы с терроризмом.
Традиционно агрессивный стиль поведения доктора Томпсона в суде цитируется здесь по протоколу заседания, и мы ни в коей мере не пытаемся пропагандировать подобное поведение. Бросить вызов превосходящим силам полиции – это всегда риск, но порой не бросить этот вызов еще опаснее, даже фатально. Это решение не следует принимать под воздействием импульса. Закон может оказаться жестоким и немилосердным, особенно по отношению к беззаботности и глупости. Будьте бдительны и ведите себя тихо. Вы Невиновны, пока не доказано обратное, так что поступайте соответственно. И не забывайте Закон о Соучастии в Убийстве. Вы можете находиться в Чикаго, когда эту бедную женщину изнасилует обдолбанный спидом беглый раб, но это вам не поможет. Будьте готовы оказаться в тюрьме. Распрощайтесь со всякой надеждой, даже если вы невиновны… Это странный и жестокий закон, придуманный обвинителями для обвинителей, поскольку он отвергает необходимость Доказательства и даже отмахивается от Очевидности.
Я ненавижу пьяных водителей не меньше, чем нечистых на руку полицейских. Я опасаюсь любых людей, вышедших на дороге из-под контроля по тем или иным причинам. И в это число следует включить тех слуг общества, которые пользуются своим значком и своей властью в собственных грязных интересах – идет ли речь о мести или о политике.
Соглашение, которое мы подписываем сегодня, послужит Строгим Ошейником зарвавшимся полицейским, равно как и опасным пьянчугам за рулем, и положит конец дешевому, жалкому и издевательскому потоку помоев, которым это дело являлось с самого начала и до самого конца.
12 декабря 1995 года
Лоусону Уиллсу
Заместителю Окружного Прокурора
Городской суд округа Питкин
Как я понял, вы хотели бы, чтобы я лично явился в суд и официально сдался бы вам перед лицом многочисленных свидетелей. Так вы сможете вторично формально арестовать меня по тому же полностью вымышленному обвинению, сварганенному офицером Шортом в ночь с 7 на 8 ноября 1995 года в ходе нашей странной встречи на Семетри Лэйн, когда я аккуратно ехал домой по совершенно пустой дороге. Не секрет, что прямо перед этим я прочитал речь на митинге людей, собиравшихся на следующий день пойти на избирательные участки и выбить всю дурь из Лыжной Компании.
Верна ли моя информация? Получается, этот безмозглый кровожадный кусок дерьма не сумел составить обыкновенную, стандартную повестку в суд? Получается, той ночью он прошляпил все, что можно? Получается, он настолько безумен, что даже арестовать меня толком не мог? А теперь я должен на всех парах нестись в город, чтобы вы могли наутро увидеть свою фотографию в газетах? Заковать меня в наручники и раздуться от гордости, как жаба, перед камерами?
Лоусон, у вас что, совсем стыда нет? Вы – Наци, наверное? Или свихнулись, предвкушая свои 15 минут славы? Неужели и в самом деле дошло до того, что вы умоляете, лжете и льстите, чтобы заставить своих жертв отказаться от всех надежд, смириться с тюрьмой и унижением?
Доколе, Боже, доколе? Вам следует устыдиться до глубины души. Я говорил недавно с одним журналистом, и он сказал мне, что вы напоминаете ему Уильяма Дженингса Брайана в «обезьяньем деле» в Скоупс 1925 года. Ужасно даже слышать такие вещи. (Брайан, как вы помните, додавил Дэрроу до той стадии, когда он под присягой показал, что кит не является млекопитающим, равно как и он сам.)
Впрочем, не поймите меня превратно, Лоусон, я на Вашей стороне. По крайней мере так было, пока в день голосования этот недоделанный полудурок не прицепился ко мне и не выставил себя полным ослом в тюрьме. Ушло три с половиной часа, прежде чем он понял, что я не пьян и все его модные датчики и последние достижения техники отказываются показывать необходимые цифры. Он напоминал обезьяну, запутавшуюся в сетке. Своих знакомых офицеров он достал до полусмерти, и меня примерно так же. Удивительно, как многолетние традиции безупречного делопроизводства в Эспене в один момент оказались растоптаны, когда все узнали, что в полиции служат подлецы и лжецы, «тупые водохлебы с шестизарядниками», надутые, как Джон Уэйн, и столь же умные, как Марк Фурман. Может, на первый взгляд дело не кажется таким уж важным, но все мы знаем, что от одного гнилого яблока пропадет мешок. Именно поэтому я чувствую симпатию к вам: я знаю людей, на которых вы работаете, знаю, насколько они больны.
Но не переживайте, Лоусон: свиньи скоро снова ринутся в бой. О да, сэр. Масло уже разлито. Сегодняшняя свинья – завтрашний бекон.
Так-то. Не серчайте уж. Приду, приду я. Может, уже сегодня, приду и сдамся вам. Со мной придут и другие несправедливо обвиненные в пьянстве за рулем. И все они ненавидят Марка Фурмана. Но только не я, Лоусон. Нет, я не испытываю ненависти ни к кому. Я – дитя Господа и убежденный буддист нового образца, и мне доставляет удовольствие ходить по судам. Ведь в суде обитает Справедливость, а не мне вам рассказывать, какие чувства я питаю к Справедливости.
Да. Ваше время грядет, время отъявленных шлюх. Когда я увижу вашу блеклую морду в суде, вы сразу пожалеете, что в шестилетнем возрасте вас не сбила машина. Мы выставим всех ваших скотов на посмешище по центральному телевидению, а потом мы засадим их в тюрьму за самоуправство.