Это не повод для долгого рассусоливания, не повод для мрачных признаний. Ничего подобного. Мне до сих пор приятно вспоминать, как мы сидели вместе у радио, с нашим виски, нашей войной и страхом, что злые япошки того гляди доберутся и до нас…
Страх – мой друг, но не без оговорок. Так, к Страху нельзя поворачиваться спиной. Он должен всегда находиться перед вами, как нечто, что вы собираетесь прикончить. Этому меня научил отец наряду с некоторыми другими вещами, которые сделали мою жизнь более интересной. Вспоминая его, я думаю о неудержимых лошадях, жестоких японцах и лживых агентах ФБР.
– Никакой паранойи не существует, – сказал он мне однажды. – Даже самые Худшие твои страхи однажды реализуются, если ты будешь гоняться за ними достаточно долго. Будь начеку, сынок. В глубине темноты скрываются Проблемы, сомнений в этом нет. Дикие звери и жестокие люди, и некоторые из них схватят тебя за шею и постараются заставить тебя склонить голову, если только ты не будешь начеку.
Возможно, многовато мудрости для 10-летнего мальчика, однако жизнь подтвердила: слова отца были чистой правдой, сказанной в нужный момент. В жизни мне случалось встревать в очень и очень мутные ситуации в этой самой тьме, и я мог бы вывалить тут целую охапку историй про таких отъявленных тварей, которых 10-летний мальчик и вообразить-то не способен в своем самом страшном кошмаре. Даже 20– и 30-летние мальчики тоже не факт, что способны. Это даже лежит за пределами воображения девочки-подростка из Денвера, которую уволокла из семьи стая бешеных волков. С этим ничто не сравнится. Ужас момента подобен тому, как тебя несет в потоке горячего дерьма в канализационной трубе.
Мы издавали вполне качественный журнал, печатали все, что считали нужным, и оба обладали правом вето – опасный расклад, что и говорить.
Особенно опасным оказался он для этой истории. Ее так и не опубликовали вплоть до нынешнего момента. Да пребудет с вами Господь, свиньи, что можете прочесть ее.
Позвольте привести один пример: как-то летом, когда мне шел 15-й год, жена одного друга нашей семьи изранила мне все лицо, выдрав при этом несколько кровавых лоскутов кожи и мяса. Раны оказались глубокими, так что кожа уже не регенерировала – как и предупреждали врачи, шрамы остались на всю жизнь. Заживали же раны наилучшим образом. Мне посчастливилось попасть к Лучшим Специалистам на девять окрестных штатов, от Балтимора до Сент-Луиса, с Чикаго на севере и Карибским островом Гренада тремя тысячами миль южнее. И все-таки я не оправился полностью от того инцидента, равно как так никогда и не понял, что же послужило его причиной. Женщина, которая напала на меня, отказалась обсуждать это – во всяком случае, со мной, – и, насколько мне известно, с другими она своими грязными секретами также не делилась.
Тогда разразился неимоверный скандал, на долгие годы ставший предметом толков в нашем тихом пригороде. О нем говорили повсюду в Ист-Энде Луисвилля, от самых богатых районов до самых бедных, и только местные газеты хранили гробовое молчание. Это только подогревало ажиотаж – выходило, речь шла о воистину неописуемых вещах. Мутный поток сплетен и домыслов был Недопустимым и Нестерпимым одновременно.
Хо-хо. Эй, очнитесь, желторотые птенчики! У меня имеются собственные определения слов «Недопустимый» и «Нестерпимый». Я хорошо помню ее упругую грудь и привычку никогда не носить трусов. Помню, как она пахла и как смеялась, когда я облизывал ее соски. Она использовала меня, как прыщавую секс-игрушку, я же считал ее любовью всей своей жизни. Я насыщал ее неутомимый рот и молился в святилище ее ненасытной пизды. С чего ей взбрело в голову вцепиться мне зубами в лицо, я так и не понял. Возможно, на то была воля Бога, а может, наущение какого-то гнусного Дьявола.
С тех пор как мистер Дотсон появился в моей жизни, я был заклеймен как преступник.
Это был настоящий официозный выродок, с полным набором скрытых – и явных – маний и комплексов; и именно он доканывал меня все старшие классы напролет. На редкость отвратная ситуация – неудивительно, что я настроился против существующей системы задолго до того, как впервые попробовал марихуану. Этот человек находился не в своем уме, а такие типы, раз ощутив свою власть, уже никогда не перестают ею пользоваться.
Кстати, никакого преступления я в действительности не совершал. Мы просто собирались стрельнуть сигарет.
Сигареты кончились, когда мы ехали на машине по парку Чероки. Я лежал, засыпая, на заднем сиденье и, помню, все думал: «Сигареты. Сигареты. Сигареты».
Макс и Эрик (в общем, так я и буду их звать) сидели спереди. Эрик вел, и, думается, это Макс сказал: «Давай спросим, может, у кого в парке есть?»
Я и сам мог бы догадаться – ну конечно, в парке полно обжимающихся парочек, просто люди гуляют – отчего бы не стрельнуть сигарету? В любом случае эта идея пришла в голову Максу.
Мы приехали к уголку, где уже припарковалось несколько машин с парочками, чем, возможно, доставили им некоторое неудобство. Макс остановился возле одной, в которой сидели двое парней и две девчонки. Он открыл окно и попросил сигарет. Парень за рулем сказал, что сигарет у них нет.
Наверняка он говорил правду, хотя кто его знает. Их машина стояла в семи футах от нас, а Макс был здоровенным лбом с явной склонностью к насилию. Следующее, что я помню, это его вопль:
– Эй, козел! Гони сигареты, или пиздец тебе пришел!
С этими словами он вылез из машины и добавил:
– Ща я тя оттуда вытащу, отмудохаю, а баб ваших трахнем потом.
Так все и произошло.
Эрик сидел за рулем, так что мне пришлось вылезти с заднего сиденья, схватить Макса и потянуть его обратно, приговаривая: «Да на хрен эти сигареты», – имея в виду, конечно, «на хрен нам эти драки». Я затащил его обратно в машину, и мы уехали. Этим бы все и закончилось, если бы те ребята не записали наш номер и не сообщили куда следует. Ну а теперь – вы же знаете копов – Попытка Изнасилования.
Она простила его через некоторое время, но я – нет. Так бы и плюнул на его могилу. Последнее из многочисленных писем, что я получил от него, было снабжено маркой со штемпелем государственной тюрьмы Кентукки, что в Эддивилле. Мне и в голову не пришло вскрыть и прочитать его, чтобы выяснить, охранником он там служил или все-таки был заключенным. В то время я учил уже совсем другие уроки. Мое знакомство с Карательной Машиной Государства шло на все ускоряющихся оборотах.
Помню, как занимавшийся малолетками судья Джалл промолвил:
– Ну что же, Хантер. Ты превратил последние четыре года моей жизни в сущий кошмар. Ты издевался над судом все это время. И вот теперь ты собираешься уехать от меня. Стало быть, это мой последний шанс. Итак, я приговариваю тебя к шестидесяти дням тюрьмы.
Это был их последний удар.
И все-таки имел место совершенно возмутительный случай. Я потом подружился с нашими «жертвами», и они придерживались в точности того же мнения. Однако мистер Дотсон и судья Джалл не собирались отпускать меня просто так, даже невзирая на широкую волну поддержки за моей спиной. И все-таки я никогда не оказался бы за решеткой, если бы в те годы в Кентукки несовершеннолетних отпускали под залог.
Так что я отсидел тридцать дней в тюрьме только потому, что через месяц после ареста мне исполнилось 18. Дальше они держать меня не могли – я освободился под залог. Они не пытались меня удержать – и так уже натешились. Последний выстрел. Не стоит сбрасывать со счетов группу авторитетных и значительных граждан нашего городка, добивавшуюся моего освобождения. За время нахождения в тюрьме я превратился в местного героя – там меня решили звать «Президентом», а в мой день рождения окрестили «Сокрушителем Болванов», так прямо и сказали: «Поздравляем, Сокрушитель Болванов», – и долгое время я оставался в этом качестве.