Проходит несколько вверительных минут:
Смотрины — не смотрины, но похоже.
Уверенно, размеренно, проверенно
Импровизирую свободно наизусть,
И снова я себе напоминаю мерина,
Путей проторенных своих я не боюсь,
Я жду! Я бью, как ломом бьют о лед,
И трещинки бегут морщинками у глаз,
Ползут улыбки...
28.11.80 г. Пятница
Автосервис. Рассказ о детстве бригадира
В классе — дружим, но мы с разных улиц, поэтому на улице деремся: иду в булочную — озираюсь. Поймают — побьют. Говорю — ничего, подожду, пока ты пойдешь за керосином. В кино пробрались с большим приятелем (на четыре года старше). В техникуме — полиграфическом — держались кучкой, дружно. Заставили принимать зачеты «на природе», в парке, в лодке. Потом в троллейбусе. К математичке приехали на дачу. Ребят любила, ставила пятерки, девчатам — двойки. Поспорил с ребятами, что получу пять двоек подряд, - получил. Но, начиная с третьей, учительница стала плакать.
Грустно плачут журавли,
Улетают стаи.
Из подранков-то подонки
Тоже вырастают.
Садится мне на грудь
Дыханье осени
Мне пятьдесят, и лысина, и проседи,
Хронический бронхит
И бледный вид.
Я кашляю и добываю башли,
А вдруг сказал —
Мол, будь здоров, не кашляй.
Я б хотел забыться и заснуть,
Но не тем холодным сном могилы —
Просто сном, чтоб спать хватило силы,
Чтобы хоть немного отдохнуть.
Куплеты
Потрачен день на ерунду,
На толчею водицы в ступе,
Где я теперь его найду?
Ведь смерть и дня мне не уступит.
Так жизнь уйдет на чепуху
И суеты не сбросить путы,
Я весь оброс! Весь в тине! Весь во мху!
А смерть мне не уступит ни минуты.
А почему? Два спутаны начала:
Начало, что ведет к концу,
И то, что начинается сначала
И обращается к творцу.
Рассказ девушки в ресторане
Я хотела быть артисткой, но меня не взяли. Меня мама устроила в мастерскую — делать шляпки. Мне моя работа очень нравится. У меня третий разряд. Если я сдам на четвертый, меня возьмут в ателье особого качества. У меня любовь несчастная. Мой парень сказал, что я — непорядочная: по ресторанам хожу, пью, курю... (Все торопливо, жеманство не жеманно, а нервно. Очень издерганная, играет маленькую, взбалмошную.)
И две подруги - две Лены. Все трое здорово одеты.
16.12.80 г.
В Шостке 8 концертов. Слава, Миша — куплетисты. Один работает зав. клубом школы милиции, с удовольствием показывает красную книжечку с гербом, говорит, что выбрал МВД, чтобы не сесть за «леваки».
Второй — паяльщик 6-го разряда, оклад 820 рублей, работает на эстраде давно, но идти на эстраду официально — невыгодно...
С нами двое из Черниговского театра — это гастроли театра, а мы — гастролеры, оттого такая оплата.
Кривобокий пианист,
Тенор — е...-террорист,
Полуголая певица —
Все проплыло, как во сне,
И желанье удавиться
Было главное во мне.
Успех у нас, конечно, был,
Хотя концерт был просто пошлым.
А я осенним дымом плыл,
Как потом, обливаясь прошлым.
Казалось, что даже мешки под глазами у него были набиты деньгами.
18.12.80 г.
Выступление в Вахтанговском для ТВ, в Новый год.
Пятидесятые годы — воспоминания: это были годы, когда в моде была мода на возраст, титулы и звания. Блистали созвездия артистов и т.д. (Черт! Ничего не лезет в голову. Надо сказать о «капустниках», о пятидесятых годах, надо найти начало и финал.)
Это — дружеские шутки, эпиграммы, пародии на близких Друзей.
Блистали созвездия артистов и т.д. (Черт! Ничего не лезет в голову. Надо сказать о «капустниках», о пятидесятых годах, надо найти начало и финал.)
Это — дружеские шутки, эпиграммы, пародии на близких Друзей.
Вообще-то опасно возвращаться к тому, как любили, над чем смеялись, как веселились, — из этого ничего путного выйти не может. Сейчас все по-иному. (Откровенно сказать об этом.)
18.12.80 г.
Это впечатление на всю жизнь. «Театральная гостиная», ТВ, праздник, на котором я себя чувствовал чужим. Было противно сидеть рядом, там было что-то из мира нищих. Я стал вместе с ними нищим и стеснялся. Было больно вдруг. Но стоит подумать — «а может, я уже бывший»?
Ложь! Ложь! Ложь! Надо было говорить о кино, о постановке «Айболита», о Вахтанговской школе, о Райзмане и т.д. Тогда я бы вписался. А с этим «грибом» я подыгрывал Лене Калиновскому. Гнусно! Пошло! Мерзко!
Они меня дезориентировали — надо было писать другое, вписаться в «юбилей» училища. В праздник Шлезингера и Миронова. А может, это спесь?
Наверное, и спесь, и все, что угодно, наверно — но это было больно донельзя, это было гадко, это был какой-то обман. Да, слишком смело я живу, слишком давно не снимаю, слишком мало играю. 173 концерта за деньги — вот он, результат. В каком-то смысле вот он!
Очнись! Очнись! Очнись!
Такого со мной в жизни еще не было.
А студенты? А они отчего? А ведь это — главное!!!
ТВ — ладно, педагоги — ладно. Но студенты? Я понимаю, что выпал из сюжета вечера, но все же!
Надо просить, чтобы меня целиком вырезали!!! Просить. Умолять. Не скандалить.
А ведь я изменник в театре... Я бл...л с кино!
Нет, нет, нет. Все это серьезней. Не о них надо думать, а о себе. Не к ним упреки, а к себе, не к ним. Самое больное, что именно к себе. Это суть. Та жизнь, о которой я мечтал, еще не началась. Опять многое упущено. Очень много времени ушло зря. Я потерял свои позиции. Я потерял.
Конечно, не до такой степени, но сегодня: 1. Я был вне сюжета. 2. Не позаботился сам о себе. 3. Не сориентировался вовремя.
Во всем виноват сам. Как чувствовал, просил Лену не ходить со мной.
Капустники - верные спутники театров. В училище и позднее в театре Быков был королем капустников. «Седьмой гриб вторым составом» придуман Роланом. В.Г. Шлезингер был ведущий педагог Вахтанговского училища в 80-е годы, Андрей Миронов - гордость училища. И Быков почувствовал себя на этом юбилее не в своей тарелке. Он был уже «киношником». О кино говорить не пришлось. Неудивительно, что Быков почувствовал себя скверно. Ведь не будь вахтанговской школы, не было бы «Айболита-бб», он всегда чувствовал себя вахтанговцем.
У Додика был день рождения, я не мог не смотреть все время на Нелю, на брата Додика Сашу. Боже! Неля — как она была пленительна, обворожительна, обаятельна, притягательна — я не могу разглядеть за этой толстой женщиной Нелю. Как это страшно — старость.
Старушки выглядят лучше постаревших женщин. Но ведь некоторые и стареют красиво. А некоторые — безобразно. Старость тоже не ровна. Вот уж не думал.
Будет грустно и ужасно, пока не начну работать. Работать во всю силу души — даже уже не верится, что это возможно!
21.12.80 г.
Из банального самое страшное — это банальная оригинальность.
Говорил с Микаэлян о Вышневском из «Доходного места». Не надо бы влезать — не верю я в это дело.
23.12.80 г.
Позвонил в приемную Зимянина, пока отправили к помощнику Кузмину. Очень страшно «хлопотать» о себе. Но более нелогично молчать: мне не дают работать, меня шельмуют, может быть, надо хоть возразить!
Но это надо будет доводить до конца. Тут нельзя бросать дело на половине пути. Только озлобятся, и все.