Потом он наконец предоставил меня самой себе, и, честно говоря, я вздохнула свободнее. В нем было что-то, заставлявшее меня чувствовать себя неловко и скованно.
Мои мысли все еще вертелись вокруг Александра, когда внезапно открылась дверь и вошел он сам.
– Александр! – Я почувствовала, что вспыхну ла до корней волос.
С первого же взгляда было видно, что он в отвратительном настроении.
– Мистер Лоример хочет видеть вас у себя, – холодно сказал он и, не дожидаясь ответа, пошел прочь.
Войдя в кабинет директора, я сразу же поняла, кем был импозантный джентльмен с величественной осанкой, и у меня внутри все похолодело.
– Садитесь, мисс Соррилл, – сказал мистер Лоример. – С вами хочет поговорить лорд Белмэйн. Я оставлю вас наедине.
Лорд Белмэйн был красивым мужчиной с роскошной седой шевелюрой и пронзительными серыми глазами. Хотя, пожалуй, он выглядел несколько старше своего возраста. Внешне Александр, несомненно, пошел в отца.
– Полагаю, что должен извиниться перед вами за нелепую мальчишескую выходку своего сына, – сказал старший Белмэйн, едва удостоив меня взглядом. – Я рад, что вы, по крайней мере, не получили никаких серьезных увечий.
Его присутствие было настолько давящим, а манера говорить такой холодной и надменной, что в ответ я не смогла издать ни звука.
Казалось, лорд Белмэйн был вполне удовлетворен моим молчанием.
– Все остальные считают, что Александр уже достаточно наказан и в школе, и дома. Кроме того, могу вас уверить: ничего подобного больше не произойдет. – С этими словами он сцепил руки за спиной, выразительно взглянул на дверь и отошел к окну.
Я поняла, что могу быть свободной.
Глава 3
После всех этих событий моя жизнь в Фокстоне день ото дня становилась все невыносимее и невыносимее. Я уже не говорю о бесчисленных дохлых мышах и пауках, которых обнаруживала в самых неожиданных местах. Или о краже из прачечной моего белья, которое затем обматывалось вокруг головы Артура Фокстона. Хуже всего было то, что все мальчики делали вид, что вообще не замечают меня. За столом они держались вполне почтительно, но в остальное время ни один из них не перемолвился со мной ни словом. Обо всех недомоганиях сообщали, только мисс Энгрид, а я в одиночестве сидела в своем кабинете, горячо надеясь, что придет хоть кто-нибудь из них. Но никто, кроме мистера Эллери, не появлялся. Именно он рассказал мне, какому наказанию подверг Александра отец. Его лишили пасхальной поездки на горнолыжный курорт. Вспомнив о том, что все стены комнаты Александра и Генри Клайва были увешаны цветными плакатами с изображениями лыжников, я поняла, насколько суровым стало для него это наказание. Ну что ж, успокаивала я себя, он вполне его заслужил! Я пыталась подогревать в себе эту убежденность, но получалось у меня очень плохо. Теперь я чувствовала себя не пострадавшей стороной, а всего лишь младшей кастеляншей, к которой Александр был добр, когда она впервые приехала в Фокстон и никого не знала…
К концу триместра я была так несчастна, что решила после пасхальных каникул не возвращаться в школу. Сначала я думала никого не предупреждать о своих планах, но потом поняла, что не смогу уехать, ничего не сказав мисс Энгрид.
Она внимательно выслушала рассказ о том, какую интересную жизнь ведет в Лондоне моя подруга Дженис: кроме больницы, она еще немного подрабатывает моделью, и у нее множество поклонников. В этом месте я вспыхнула и призналась, что у меня еще никогда не было парня.
– Понимаете, – говорила я, – все журналы рассказывают про образ жизни моих сверстников. А мне все это совершенно незнакомо! Единственное, что делает меня хоть немного современной, – это плакат Джорджа Харрисона на стене и мини-платье от Мэри Куант, которое я специально выписала из Лондона.
Конечно, я понимаю, что слишком поздно предупреждаю вас о своем уходе. Но я согласна работать и после каникул, до тех пор пока вы не найдете кого-нибудь другого. У двоюродной сестры Дженис свой магазинчик на Карнэби-стрит, и для меня там могла бы найтись какая-то работа. Поверьте, дело совсем не в том, что мне не нравится в Фокстоне. Наоборот. Здесь все были так добры ко мне! Я просто скучаю по Лондону, только и всего.
– И все же, если быть до конца искренней, то вы ведь уезжаете из-за мальчиков. Да?
Я отвела взгляд. Мне следовало сразу понять, что мисс Энгрид обмануть не удастся. Она слегка сжала мою руку.
– Скажите, вы поверите моему опыту, если я скажу, что все обязательно уладится?
Я отрицательно покачала головой.
– И все же поверьте. Конечно, их поведение – это чистой воды ребячество. Но ведь на то они и дети. А что касается Александра, это очень гордый мальчик, лидер по натуре, но даже он рано или поздно простит вам свое унижение.
– Никогда! Он ненавидит меня!
– Ну вот, теперь и вы рассуждаете, как ребенок! Что же касается лично меня, то мне вас будет очень не хватать, юная леди. Вы не представляете, насколько вам удалось оживить эти мрачные стены. Даже мистер Лоример вынужден был это признать. Да, иногда вы можете быть сущим наказанием. Особенно когда пытаетесь отвечать ударом на удар. Но несмотря на это, вы завоевали почти все сердца. И я надеюсь, что вам нас будет так же не хватать, как и нам вас. Ну вот, вы опять покраснели. Вы очень легко краснеете, юная леди. Хотя, может быть, вы и правы. Вернетесь в Лондон и будете работать моделью или в каком-нибудь модном магазине. Правда, насколько я вас знаю, мне кажется, что это не совсем ваше. Кроме того, если я в вас не ошиблась, вы не относитесь к категории людей, которые легко сдаются.
Пытаясь выудить из рукава носовой платок, я слегка отвернулась, чтобы мисс Энгрид не видела моих слез.
– Как насчет того, чтобы отложить решение до окончания следующего триместра? – спросила она, протягивая мне салфетку. – Не сомневаюсь, что, если бы вы попытались поговорить с Александром, он бы вас выслушал. Он очень порядочный мальчик и не станет слишком долго держать на кого-то зло.
– Вы действительно так думаете?
Господи, как же мне хотелось, чтобы это было правдой!
– Я в этом просто уверена. Итак, вы остаетесь или нет?
Я кивнула. Мне очень хотелось обнять мисс Энгрид, хотя я понимала, что никогда не смогу решиться на что-либо подобное.
– Вот и молодец. А теперь я хочу вам кое-что сказать. Помните Марка Девениша – первоклассника, который ужасно тоскует по дому? Сегодня рано утром сюда приезжала его тетя. Вчера вечером умерла мама Марка. Сейчас мальчик у мистера Лоримера. Они ждут вас.
Не знаю, почему тетя Марка не забрала его с собой. Да мне это было и неинтересно. Но никогда в жизни я не видела, чтобы ребенок выглядел таким несчастным и одиноким. Как только я вошла в комнату, он бросился ко мне, и, обнимая мальчика, я прижала его голову к своему плечу, чтобы он не видел моих слез. Бедняжка! Ведь ему было всего одиннадцать. Как могло так получиться, что его все бросили?
Я отвела Марка в свой коттедж, чтобы лишний раз не травмировать его зрелищем того, как остальные мальчики собираются домой. Достав из кармана колоду карт, он начал учить меня какой-то игре. Я угостила его лимонадом и пирожными. Но он совсем ничего не ел и почти не разговаривал. Время от времени глаза Марка наполнялись слезами, и тогда я обнимала его. Он испуганно прижимался ко мне, как всеми брошенный, одинокий маленький ребенок. Каким он, собственно, и был.
Немного позже пришел мистер Лоример, и я была тронута тем, как смягчилось его лицо при взгляде на Марка. Взъерошив волосы мальчика, он с улыбкой выслушал его рассказ о том, как я проиграла семь партий подряд.