Желаю знать, как он будет наказан.
Принц опустил руки.
— Тогда идем. И чтобы я не слышал больше речей о том, что кто-то кого-то больше или меньше любил. У нас счастливая семья… всегда такой была.
Господи, за что ему это? Кажется, сегодня все хотят поговорить с ним о чувстве вины. И только ему о своем поговорить не с кем. Ладно, он подождет. Рано или поздно кардинал де Пенья освободится, и можно будет исповедаться ему. Никто, кроме священника, не примет на себя эту тяжесть искренности — а священник примет, ибо такова его стезя. Тогда, может, станет легче, хоть немного.
Нельзя об этом думать сейчас. Нельзя думать, почему люди смотрят на него золотистыми от надежды глазами — это все отблески свечей, игра огоньков. Есть только долг, который поможет продержаться остаток бесконечного дня.
— Идем, Марко. Мне нужно узнать, зачем пришел первый министр.
Рамиро вновь положил руку на плечо брата, и так, вдвоем, они вышли. Верный Лоренсо отступил от дверей, явно отметив, что лицо у младшего принца мокрое, но ничем свое отношение не показав.
— Герцог де Моралес, — обратился к первому министру Рамиро, — что вы хотели?
— Вообще-то я пришел согласовать с вами время совета, ваше высочество. Мы, — говорящий оглянулся на своих спутников, — настаиваем, чтобы он состоялся как можно скорее. Даже завтра.
— Вы знаете порядки, — глухо ответил Рамиро, отошел к окну и отвернулся ото всех, заложив руки за спину. — Нашего отца похоронят на третий день. До этого семья в строгом трауре. Никаких советов, никаких общественных мероприятий, включая шествия и казни.
За окном был двор. Его отмывали несколько слуг, елозили тряпками по мозаичным чаячьим крыльям.
— Мой принц…
— Это не обсуждается, первый министр. Все может подождать три дня. Кроме расследования убийства, которым мы сейчас и займемся. У вас что-нибудь еще?
— Нет, ваше высочество, — сказал ему в спину Амистад.
Застучали шаги, хлопнула дверь. Рамиро так и не обернулся.
— Зря вы с ним так, ваше высочество, — высказался Лоренсо после долгой паузы. — Министр вас поддерживает. Подозреваю, что он приходил клясться в верности.
— Он клялся мне в верности как принцу, и с тех пор ничего не изменилось. Герцог де Моралес умен. Он все поймет. — Рамиро наконец повернулся. — Идем. Не стоит с этим затягивать.
В сопровождении отряда до зубов вооруженных гвардейцев принцы и Лоренсо спустились в подвалы замка, которые со времен постройки служили тюрьмой для особо опасных преступников, ожидающих решения суда. После того как суд их к чему-либо приговаривал — либо к виселице, либо к плахе, либо к заключению в тюрьме Ремордимьенто, этой твердыне с оптимистичным названием[4 — Remordimiento — раскаяние (исп.).], - либо, что гораздо реже, освобождал, — провинившиеся покидали замок. Для простого люда, решившегося на воровство или убийство ближнего, имелась городская тюрьма, а здесь держали тех, кто сумел привлечь пристальное внимание королевского суда.
И убийца Альваро V был из таких.
Стражники стояли повсюду — на лестницах, в переходах, двойной цепью — у камеры. Лоренсо де Ортис больше не желал рисковать.
Хватит одной смерти за день. Хватит.
Рамиро остановился у камеры, рассматривая сквозь небольшое зарешеченное окошко связанного пленника. Его скрутили по рукам и ногам, привязав к стулу, и по бокам стояли два гвардейца. Убийца сидел, опустив голову.
— Отпирай.
Лоренсо загремел ключами, ступил в камеру первым, зорко оглядываясь — как будто сюда может проникнуть кто-то еще, пышущий неблагородными намерениями! — и лишь после этого позволил Рамиро и Марко войти.
Младший брат держался сзади, стискивая кулаки. Рамиро остановился перед убийцей, и тот поднял голову, моргая от яркого света: сопровождавшие принцев гвардейцы принесли факелы. В камере стало светло как днем.
Рамиро толком не разглядел убийцу там, на площади, и сейчас с непонятной жадностью всматривался в его черты. Француз — а это совершенно определенно был француз, Лоренсо уже сказал об этом, — оказался человеком ничем особо не примечательным. Вздернутый нос, кривые зубы за приоткрытыми потрескавшимися губами, жидкая бородка и усы. Обычный горожанин. Убийца короля.
— Имя, — уронил Рамиро по-французски сухо и отстраненно.
Мужчина ухмыльнулся, плюнул ему на сапоги и тут же получил тычок в бок от одного из гвардейцев.
— А почему я должен тебе отвечать, дворянская мразь?
Рамиро отвернулся, заложил руки за спину и заговорил:
— Ты, конечно, можешь не отвечать мне. Ты убил моего отца, короля Пуэрто дель Фасинадо. После его погребения ты предстанешь перед королевским судом, и он приговорит тебя к казни. Наши законы достаточно просты в отношении таких, как ты. Тебя приговорят к долгой казни. Возможно, ты не знаешь, что это такое. Я объясню. Тебя посадят в железную клетку и выставят на главную площадь; вокруг встанут гвардейцы, чтобы никто не смог к тебе пройти. Но толпе будет дозволено кидать в тебя… только камни. Никакой еды, никакого гнилья. Ты просидишь там, пока не умрешь. Раз в день тебе будут подносить глоток воды, и это сделает пытку еще длиннее. Таково у нас наказание для тех, кто убивает королей. Или же, — он развернулся и посмотрел преступнику в глаза, — ты говоришь мне свое имя, имена сообщников и тех, кто затеял заговор.
— Почему ты думаешь, что я их знаю, принц? — сказал убийца, будто снова плюнул.
— Вряд ли тебе поручили бы столь ответственное дело, если бы не доверяли. Остров у нас небольшой. Ты и твои приятели не могли проникнуть сюда без помощи местных. А значит, ты их знаешь.
Убийца молчал.
— Тебя все равно казнят.
— Это сделаешь ты?
— Я бы хотел, — сознался Рамиро. Ему становилось очень трудно сдерживать то огромное и холодное, что рвалось изнутри и — он знал — никогда не должно прорваться. — Но народ Фасинадо мне этого не простит. Моего отца любили здесь; если я покараю убийцу собственноручно, не показав этого людям, люди… расстроятся.
— Так, может быть, он? А? Он так смотрит на меня! — Француз кивнул на младшего принца. — Давай, мальчик, покажи, чего ты стоишь! Это ведь я замочил твоего папашу!
Марко рванулся вперед и был остановлен железной рукой Лоренсо.
— Пусти! Я покажу ему… Я…
— Ваше высочество, — одернул его Лоренсо негромко, но так, что Марко перестал рваться и замер, тяжело дыша.
— И мой брат этого не сделает, — произнес Рамиро, — и моя стража. И мои советники. И даже моя сестра, которая на скаку попадает из пистолета в глаз летящей утке, не станет практиковать свое мастерство на тебе. Ты умрешь медленно и мучительно, как того заслуживаешь. Но если, — голос Рамиро упал почти до шепота, и убийца невольно подался вперед, — ты скажешь мне то, что я требую, я даю слово: твоя смерть будет быстрой.
— Ты сам дьявол, — пробормотал француз. — Но если я промолчу, ты не узнаешь, кто так ненавидит тебя и твою семью.
— Я узнаю, — любезно возразил Рамиро. — Остров закрыт. Сегодня я отдал приказ о том, что ни один корабль не должен покидать гавань, а на лодке до материка не добраться. Пока я не найду истинного убийцу, того, кто направил твою руку, никто отсюда не сможет выбраться. А ты… ты познаешь муки ада прежде, чем очутишься в том аду, что ждет тебя после смерти.